Я и сам не понял, что произошло, но через пару мгновений рослый
ученик, отделявший меня от прочих, со стонами полетел на землю,
держась за вывихнутое запястье, а рукоять его меча лежала в моей
ладони. Остальные на миг застыли.
— Как он так быстро… — удивленно вырвалось у кого-то.
— Снова какой-то грязный трюк, — отозвался другой. — Ну-ка,
давайте все вместе!
Это им не помогло. Легко парируя лавину ударов, я задавался
вопросом, почему считал их хорошими фехтовальщиками? Ведь их
движения грубы, размашисты и совершенно неточны. Не бойцы, а корм
для демонов…
Самое удивительное, что посторонние мысли не мешали сражаться.
Телом словно управляли извне. Ноги двигались быстро, меч свистел,
рассекая воздух. Минуты четыре от силы — и устроившие засаду
засранцы, корчась и стеная, валялись на мостовой.
— Дилетанты, — отбросив меч, я развернулся и пошел прочь.
Меня одолевало странное чувство. Я совершенно не испытывал
гордости от того, что только что победил сразу нескольких
противников. Наоборот, сокрушался, насколько слаб. В руках и ногах
не было мощи, ударам не хватало резкости, и вообще, координация
движений оставляла желать лучшего… Блин, я ощущал себя каким-то
инвалидом! С этим срочно требовалось что-то делать.
* * *
После происшествия в Сером переулке возникло несколько
вопросов.
Прежде всего, меня интересовало, каким образом я сумел одержать
верх над группой старших учеников. Особенно, учитывая мою полную
бездарность в области фехтования. Если легкость в овладении
языками, географией и прочим я мог объяснить воспоминаниями Виктора
Ардисса, то для внезапно проявившихся боевых навыков обоснования не
находилось.
Перебирая версии, я предположил было, что таким образом
раскрылся мой Дар. Но логика вместе с интуицией твердили, что это
не так. Дары во всем своем многообразии, были чем-то совершенно
иным. Конечно, имелся шанс, что я ошибаюсь, так как не владею
достаточным объемом информации в этой области. Но все же мне
казалось, что мои действия во время схватки никоим образом не
связаны с магией этого мира.
Была еще вещь, то и дело заставлявшая мысленно возвращаться к
бою в Сером переулке. Один из нападавших назвал меня
«инкилинос’ун». На диалекте западной части Иризии это означало «сын
инкилина». Сама фраза и странный тон, в котором мешались отвращение
и брезгливость, наводили на предположение, что это не обычное
оскорбление. За этим явно что-то стояло. И я намеревался выяснить,
что именно.