— Так, — ухватился я за спасительную
соломинку. И тут же, вспомнив о том, что недавно напевали песни
Пинк Флойд, спросил: — Что это была за песня, которую вы
напевали?
— А вы услышали что-то знакомое? —
воскликнул Бехтерев. — Это очень известная песня! У нас ее знают
еще с восьмидесятых.
— Точнее, с тысяча девятьсот
семьдесят девятого? — спросил я.
— Нет, что ты, с восемьдесят
третьего, — последовал мгновенный ответ.
Я покрутил в памяти, все ли верно я
помню или же последствия удара электрическим током не заставили
себя ждать, уничтожив клетки мозга. Но нет, семьдесят девятый, в
этом уж я никак не мог ошибиться!
— У вас эту песню тоже должны знать.
Ну-ка, напойте!
— Хэй ю! — тихонько начал я, выдержал
паузу, проигрывая в голове мелодию. — Аут зэа ин зэ колд, гетин
лонли, филинь олд! — я распелся под вытаращенные глаза работников
университета.
— Что вы поете? — ахнул Бехтерев. —
Это совсем не та песня!
— Как не та? — опешил я. — Не может
этого быть! Ее весь мир знает! Это же классика! Роджер Уотерс…
— Британцы, — презрительно процедил
Миронов. — Все у нас своровать хотят! И своровали, пожалуй. Но нет,
это — наша песня. Все знают.
— У меня вот даже кассета есть, —
привстал Бехтерев и из верхнего ящика вынул допотопную магнитную
аудиокассету в картонной коробочке.
На ней была отпечатаны нежного цвета
розовые лепестки. По диагонали шла надпись: «Розовая вишня».
— Переверните, — посоветовал
Бехтерев.
Тыльная сторона содержала название
первой строчкой песни: Эй ю… жный ветер перемен…
— Вот такие вот у нас молодцы, песни
придумывают, — не скрывая гордости, заявил Бехтерев, и запел
дальше: - Что несешь ты нам взамен!