Люди едят еду, учат детей, ездят на
работу. Эта формула одинакова для любого периода. Придя к этому, мы
со смехом закончили с шашлыком. Друзья поддержали меня, не сочли
психом, хотя крики «ВАСЯ!» до сих пор стояли у меня в ушах.
Странно это все...
— Будете тушить-та? — опять вернулась
к нам бабка.
— Уже и не горит ничего, —
воскликнула Ира, но соседка не унималась:
— Управы на вас нет! Вот
раньше...
Но мы уже достаточно обсудили все,
касательно «раньше». И спорить еще со старой соседкой не было
никакого желания. Поэтому ее выпады просто игнорировали.
Вечерело, но по домам никто не
расходился. Каждый из нас чувствовал себя комфортно.
— Жгут тут! Лодыри! — продолжала
восклицать бабка.
Мы с Ирой заняли гамак, а Макс с
Темой вытащили себе стулья.
Когда солнце полностью село, бабка
все еще бормотала что-то на улице. Макс и Тема дремали, да и у меня
закрывались глаза. Ира посапывала у меня на плече.
— ВАСЯ! — кричали мне в самое ухо, но
рядом никого не было. Да и глаза я то ли не мог открыть, то ли
стояла глубокая ночь. — Вася!
— Готовы! Готовы, товарищ...
— Запускай!
Я дернулся прямо в гамаке, но кроме
пения птиц больше ничего не слышал и, кажется, уснул почти сразу
же.
— Вот! Вот они, лодыри! — голос бабки
раздался совсем рядом. — Вот, лежат! Ничегошеньки не делают,
товарищ милиционер!
— Разберемся, гражданочка, — спокойно
ответили скандальной старушке.
Я разлепил глаза. Надо мной
склонилась форма. Не черная, с надписью полиция. А цвета чернил, с
красной полоской. Фуражка, блокнот в руках.
Бабка, вчера показавшаяся мне
сгорбленной, сегодня согнулась еще больше. Ира вскрикнула от
неожиданности.
— Так-с, тунеядцы-хулиганы, — поцокал
языком милиционер. — Отпуск?
— Нет, — язык прилип у меня к небу. —
А вы кто?
— Участковый Лавочкин, — представился
он, вяло козырнув. — Так чего прохлаждаемся? Или правда
тунеядцы?
— Мы... — я резко сел. Машины Макса
не было. — А где «пежо»?
— А что не «мердседес»?
— Да нет же! Там стояла машина.
— Заявление об угоне будете писать
потом, — монотонно проговорил участковый Лавочкин.
— Что может быть важнее? — едва ли не
прорычал Макс, который «пыжа» любил больше всего на свете.
— Важнее? Почему четверо молодых и
крепких людей прохлаждаются вместо того, чтобы работать на благо
нашей Родины??
— А кроме нас некому больше? — Тема
поправил очки и посмотрел на Лавочкина.