– На яблони наши лазил, – важно пояснил наследник. – Проверить, как яблоки зреют, поспеют ли к яблочному Спасу. Агашу надо же заранее предупредить, чтоб тесто к пирогам готовила.
Пётр Алексеевич расхохотался. После медовых коврижек и жаворонков с изюмом, которые их старая кухарка пекла каждую весну на день равноденствия, Алёша больше всего любил поглощать пироги с яблоками. А яблони у них в саду, благодаря многолетнему семейному усердию, были знатные, урожайные. Каждая своего сорта, с ранними яблочками и попозже, осенними.
– Готовы ли? – отсмеявшись, спросил отец.
– Нет, папа, ещё рановато, я только одно откусил распробовать, а тут Лиза наша в калитку вошла, увидела, что я на ветке уселся, давай попрекать, что я и сам упаду, и ветку сломаю. Я стал слезать, ногой зацепился и не удержался...
– Ладно, – Пётр Алексеевич погладил сына по голове. – Иди к Агаше, пусть умоет да переоденет тебя. И приходи, почитаем вместе и коврижек поедим. Да не беги! Сегодня, с такими коленками, тебе лучше повременить, не бегать...
Ленинград, 1983 год
– Вы меня слышите? Как вас зовут? Вы помните, что с вами случилось?
– Доктор, мне кажется, он всё ещё без сознания, даже нашатырь не действует.
– Уже возвращается, видите, веки подрагивают. Сейчас мы глазки откроем и будем жить дальше. Вы меня слышите? Можете говорить? А вы, Верочка, нашатырь лучше уберите. Варварство это, подсовывать всякую гадость беспомощному человеку под нос, а если он астматик?
– Но это же первое средство, Пётр Сергеевич!..
Делая аккуратные коротенькие вдохи, опасаясь, что боль опять нахлынет, Алексей Петрович сквозь ресницы рассматривал белый, сияющий на солнце кафель на стене перед ним. Он сразу осознал, что находится в больнице. Вспомнил своё утреннее бдение на лавочке, девушку со щенком и нахлынувшую загрудинную боль, которая утащила его в непроглядную темень. Дыхание немного восстановилось, и он уже без страха открыл глаза пошире.
– Ну вот мы и вернулись к людям! – услышал он мужской голос и увидел над собой, немного сбоку, одутловатое лицо в белой маске, волосы скрывала помятая шапочка, по-казачьи сдвинутая назад и набок. Карие, очень внимательно изучающие глаза. Доктор.
– Как вы себя чувствуете? Что болит? Вы помните, что случилось?
– Да, помню. Я потерял сознание, – слабо прошелестел Алексей Петрович.