Изложив в деталях содержание романа,
я отхлебнул вина, почмокал задумчиво, и договорил притихшему
собранию:
- Самое же замечательное в том, что
главные герои – наивные олухи, вроде Шурика, страдающие вопиющим
дилетантизмом, и во все передряги они попадают по собственной вине.
Сюжетных поворотов – масса, хватает и промежуточных финалов,
поэтому наилучшим форматом стал бы многосерийный художественный
фильм. Скажем, часа на четыре. Можно будет разбить его на четыре
длинные серии, или на восемь коротких. Ну, это уже ваша епархия,
Леонид Иович…
- М-да… - потянул Гайдай, пальцами
барабаня по подбородку. – Вы меня очень и очень заинтересовали,
Миша… Тайны, погони, все прелести ситкома… Как я понимаю, перевод
«Видео Иисуса» на русский появится не скоро? Впрочем, ладно, я
свяжусь, с кем надо… Тогда так. Вернусь на «Мосфильм», наведу
шороху – пусть оперативно связываются с этим… как его…
Эшбахом!
- Леонид Иович, - скромно вступила
Ивернева. – Миша рассказывал мне про «Видео Иисуса», а я как раз
расширяю программу «Исида», чтобы можно было вставлять в обычный
фильм моделированных, цифровых персонажей. Компания «Элрон» уже
выделила под это хороший бюджет. Я к чему… А если на Эшбаха выйдет
берлинский филиал «Элрон-Нортроникс»? Писатель наверняка
заинтересуется, он же инженер-авиационщик! И мы его возьмем в
оборот! Я буду представлять «Элрон», Филипп Георгиевич Старос – наш
«Совинтель», а от «Мосфильма» будете вы и… ну, кто-нибудь из
киношного начальства. Годится?
- Годится! – тряхнул Гайдай седыми
лохмами.
- Ну, тогда выпьем за будущий
шедевр! – сказал я тост.
- Ура-а… - тихонечко затянула
Самохина, поднимая бокал.
Стеклопосуда сошлась с прозрачным
звоном, и мы дружно уговорили больше литра густого, выдержанного
вина.
Суббота, 14 февраля.
Утро
Москва,
Шереметьево
Февральская погода злила своими
шатаниями – то паришься, то мерзнешь. Пепельно-серые тучи
занавесили небо и лишь изредка, сквозь рваные прорехи, на стылую
землю изливалось солнце, яркое и пригревающее.
Зима будто чуяла весенние позывы и
лютовала, вот только зачах Морозко, ослаб, не нагонял былую стужу.
Люди зябли, ежились – и щурились под лучами. Опальное тепло снова
было в фаворе. Классика!
Снега безобразно грузнели, вытаивая
грязь. Промозглая сырость висела в воздухе, а голые деревья
вздрагивали, будто от холода, роняя терпкие ледяные капли и путаясь
в графичности ветвей.