- Ты права, мам, -
сказал я. – Расслабился в Америке. Ладно, забираем всё, а там
поглядим.
- Вот, -
удовлетворённом заметила мама. – Теперь я слышу слова не мальчика,
но мужа.
Так вот за сборами
и подошёл день отъезда. Со всеми, с кем мог и хотел, я попрощался
заранее. Даже с Иркой Шуваловой, которую встретил накануне, когда
обходил Кушку с подаренным цэрэушниками фотоаппаратом.
Мы столкнулись у
Полтавских ворот. Я фотографировал, а она шла в город (её дом был
за воротами, ближе к границе). Выросла с тех пор, как мы не
виделись. Похорошела. Не девчонка уже шла по улице – молодая
девушка.
- Привет! –
поздоровалась она.
- Привет! Ну-ка,
встань здесь, - я показал.
-
Зачем?
- Фотография на
память, - я попятился, приникнув к видоискателю. Ага, вот так, и
солнце нормально падает.
- Внимание,
улыбнись, сейчас вылетит птичка!
Ирка засмеялась,
показав белые ровные зубы.
Я нажал на
спуск.
Щёлк!
- Не уходи, ещё
разок…
Щёлк,
щёлк.
Теперь, пожалуй,
хватит.
- Слышала,
уезжаешь? – спросила она.
- Да. Отца в
Москву перевели.
- А насчёт
Америки… Правда, что тебя похищали?
- Ага.
Правда.
- Расскажешь
как-нибудь?
- Могу сейчас. Как
раз гуляю.
- Я к тётке иду.
Если проводишь…
Тётка её жила на
другом конце Кушки, под сопкой с «Алёшей».
-
Пошли.
Пятнадцать минут,
не торопясь. За это время много не расскажешь. Да и устал я уже
рассказывать о своих приключениях в Америке. Так, вкратце. Но Ирка
слушала внимательно, время от времени поглядывая на меня своими
тёмно-карими «кошачьими» глазами.
Мы дошли до
поворота к тёткиному дому, остановились. Я всё ждал, когда она
спросит о моих дальнейших планах, о том, как вышло, что я вдруг
превратился из обычного слабого мальчишки в человека, которым
заинтересовалась одна из ведущих разведок мира и даже сам
Генеральный секретарь КПСС товарищ Леонид Ильич Брежнев. Но она не
спросила.
- Прощай, Серёжа, - сказала Ирка. - Спасибо
тебе за всё. Буду ждать письма с фотографией. Ну и вообще, не
пропадай.
Неожиданно она
сделала быстрый шаг ко мне, встала на цыпочки и быстро поцеловала
меня в край губ. Запах солнца, чистой кожи и душистого мыла. Больше
ничего.
Развернулась,
пошла к дому. Летнее ситцевое платье и стройные загорелые
ноги.
- Пока! – сказал я
вслед. – Обязательно напишу.
Она, не
оборачиваясь, подняла руку, помахала, и скрылась за деревьями возле
дома.