— Ничего не нужно, товарищ Поскребышев, — ответил
человек, тяжело дыша после кашля. Говорил он с натугой, как
тяжелобольной, и так медленно, что привычный акцент почти не
ощущался, — Спасибо. Отдыхайте.
— Если что-нибудь…
— Нет, ничего. Буду работать.
— Три ночи, — почтительно заметил заглянувший, очки
нерешительно блеснули еще раз, — Вы целый день…
Не Поскребышев — вспомнил Сталин. Поскребышева, его личного
секретаря, отстранили месяцем раньше. Какой-то новый. Как его…
Синицын? Неважно. Память, старая ты жестянка, и тебе больше верить
нельзя… А ведь когда-то всех, поименно, до командиров взводов…
— Работать надо, — сказал Сталин глухо, вновь
отворачиваясь к окну, — Передохну и снова. Я позову, если…
кхм.
— Понял, — человек в очках прикрыл за собой дверь.
Понятливый. Иных здесь, на Ближней Даче, и не бывает.
Работать. Сталин с отвращением взглянул на стол, заваленный
бумажными папками. Папки желтели в полумраке как кожа больного
гепатитом. Бумаги. Тысячи бумаг. «Время не ждет, — как бы
шепчут они, шелестя исписанными страницами, — Начинай, товарищ
Сталин. Время не знает снисхождения. Ты стал стар и слаб, а время
продолжает свой бег, как прежде. Оно не будет тебя ждать, не даст
ни единого лишнего часа…»
Проблемы всего мира, заключенные в желтоватую бумагу. Сводки,
донесения, проекты секретных протоколов, приказы, инструкции,
шифрограммы, справки, дипломатическая почта, циркуляры, телеграммы,
депеши, личные записки, и снова — сводки, донесения… Миру плохо в
новом, тысяча девятьсот пятьдесят третьем году. У мира много
проблем, много болезней. И он ждет, когда товарищ Сталин дрогнувшей
старческой рукой приоткроет желтоватые папки. И вновь погрузится в
дела, терпеливо и усердно выполняя свою извечную работу.
Война в Корее все никак не кончится, пульсирует, как застарелый
нарыв. Этот выскочка Айк делает вид, что хочет ее завершить, но
лишь пускает пыль в глаза. Эта старая гиена Айк будет пировать в
Корее, пока его не вышвырнут оттуда пинком. Разведданные,
исчерченные тонкими стрелками карты, секретные рапорты с
причудливыми китайскими именами…
И в Израиле скверно. С Израилем расторгнуты отношения после
взрыва в советском посольстве. Надо взять Бен-Гуриона за шею да
хорошенько тряхнуть. Вот и материал на него, в аккуратных, бисерным
почерком исписанных, листках. Но не так это просто. Большая игра —
большие маневры сродни маневрам двух огромных кораблей в узкой
гавани. И надо контролировать каждое движение с величайшей
осторожностью, чтоб эти маневры не окончились катастрофой.