Все чаще прыгало беспокойное сердце, глупый комок плоти.
Слабость накатывала дурманящей тяжелой волной, от которой
подгибались ноги и отдавалось свинцовым гнетом в затылке.
На рабочем столе стоял наполовину полный стакан с остывшим чаем.
Экая мерзость… И цвет как у помоев. Напиток дряхлых стариков.
Сталин с отвращением на рябом лице отодвинул стакан, непослушными
пальцами достал из тумбочки тяжелую бутыль «Хванчкары» и бокал.
Толстое стекло приятно охладило ладонь. Конечно, врачи строго
запретили — Сталин ощутил на губах вкус кислой старческой улыбки —
но где ты найдешь врача, способного что-то запретить самому
могущественному человеку в мире?… За тебя, время. За тебя пью,
пусть ты и предало меня. Состарило, сделало бесполезным реликтом,
наследием бурных годов, выброшенным из волнующегося океана на
безжизненный берег.
От вина под языком разлилась горечь, и сердце вдруг торопливо
застучало, отдаваясь в висках тяжелыми поршнями. Сталин сделал
несколько глубоких медленных вдохов. Как говорят на Кавказе, если
ты настолько плох, что не можешь пить вина, ты уже мертв.
Прижавшись враз вспотевшим лбом к восхитительно-прохладному
стеклу, Сталин вдруг поймал хвост той мысли, что была источником
этой горечи. Всей той горечи, что разлилась гноем по его телу и
пульсировала в нем последние года. Той, что отравляла ему жизнь,
выедая день за днем нутро. Той, что тревожила и гнала прочь
сон.
Ты проиграл, Коба. Вот о чем шептала своим змеиным язычком эта
мысль.
Ты стар и скоро умрешь, и сам знаешь об этом. И все, что ты
построил, тоже умрет. Те, кто придет за тобой, будут другими. Ты
всегда знал это, но всегда казалось, что найдется достойный, тот,
кто примет величайшее в мире наследство, а потом преумножит его.
Оглянись, Коба. Кто идет за тобой? Кто подхватит поводья, когда их
выпустит мертвая рука? Кто выльет воду на посаженный тобою росток?
Кто сменит тебя в бесконечном карауле просторного кабинета?
Партийные функционеры, жадные дети старого отца. Они могут
часами напролет разглагольствовать о неизбежной победе коммунизма,
но все это для них ничего не значит. Фальшивая позолота на парадном
оружии. Слишком жадны, слишком нетерпеливы. Ждут не дождутся, когда
строгий отец сыграет в ящик, чтобы безнаказанно стащить его
ордена.
Армия. Лично отобранные кадры, закаленные в войне, преданные.
Отличные стратеги, но, к сожалению, никудышные политики. Все
слишком простодушны, недальновидны, не способны удержать власть в
этом новом для них проявлении, имея вместо стратегических карт и
донесений разведки — личные дела да докладные кляузы.