Народу набралось на две смены. Время терпело, и я подумал, что
набрать третью мы еще успеем, пока эти две будут отрабатывать.
Вместе со Степанычем мы вернулись ко мне в машину, принесли и
выдали принятым на работу мужикам снаряжение. Договорились, что
люди заступят на объект сейчас, а оформлением документов мы
займемся параллельно. Начальник разрушительной системы Сидоренко и
бригадир Алекса Худяков из Москвы были нам в этом подмогой. Ну а
зарплата, естественно, будет выплачиваться в срок.
Когда все закончилось, мы вывезли связанного Мирона за город,
посадили в погребе Степанычевой дачи, так сказать, до выяснения. На
даче уже много лет никто не жил, и Степаныч, как ушла жена, немного
запустил деревянный загородный дом. Тем не менее Мирона там можно
было подержать, как минимум до того момента, пока мы не разберемся
с Мясуховскими.
К слову, Егора мы тоже решили взять на работу коллективным
голосованием. Мужик, хоть и был едва знакомым, сойдет за рабочего.
Кроме того, он помог мне.
На следующий день я поехал в Кубанку, за кирпичом. За собой
повел Камаз, который мы наняли, чтобы перевезти стройматериалы. На
перегородки облицовочный кирпич был нам не нужен, и потому нам
кучей навалили простого прямо в кузов, добавив лишние полсотни на
случай, если поколется.
Разгружали мы кирпич вручную, плюсом наняв двух каких-то местных
колдырей, за скромную плату.
После, мы со Степанычем вернулись к нему в квартиру, отмылись от
кирпичной пыли и переоделись. Хоть мы и устали, но пока не
стемнело, нам нужно было выполнить еще одно важное дело.
Когда мы пришли к машине, Степаныч открыл заднюю пассажирскую
дверь пассата, вложил в салон лопату и холщовый мешок с ЗИПом,
чистящими принадлежностями и патронами для СВД. Взял он с собой еще
и картонную коробочку. Когда я спросил, что в ней, Степаныч бережно
открыл коробку, продемонстрировал мне оптический прицел от
винтовки, аккуратно уложенный внутри.
— Оптику консервировать нельзя, — пояснил он. — Испортится.
Мы выехали за город, погнали в сторону станицы Красная и дальше,
за нее, к Бесскорбненскому сельскому поселению.
— Далеко ты ее отбарабанил, — сказал я, глядя, как дорога бежит
под днище машины.
— Угу, — хмуро ответил он.
Степаныч весь день был угрюмым и ворчливым. Огрызался со всеми,
особенно с Фимой. Видно было, что совсем ему не нравится вновь
обращаться к одному из своих печальнейших воспоминаний в жизни,
которое олицетворяла та самая винтовка.