– Достать пролётку! За шесть гривен чрез благовест, чрез клик колёс… Дышать глубже, природа возьмёт своё, – отвечает она порывисто. Лицо покрыто бисеринами пота, волосы прилипли к коже, глаза расширены, дыхание частое и прерывистое.
– Принести катетер? – спрашивает Катя.
– Да, проверим мочу на запрещённые вещества. И вызови психиатра.
– Перенестись туда, где ливень ещё шумней чернил и слёз…
Я ухожу, чтобы вернуться через полчаса, когда в отделение спускается психиатр. Нам нужно вместе осмотреть Карину.
– Что вы сделали с моим ребёнком?! – более осознанно спрашивает она, стоит нам войти. – Где мой ребёнок?! – у неё почти истерика.
Катя сидит рядом и держит в руках наполненный почти до отказа мочеприёмник.
– Вышло два литра двести, – информирует она. – Живот плоский.
Карина хватается за голову, сокрушается.
– Я потеряла ребёнка!
– Галоперидол пять миллиграммов внутримышечно, – говорю Кате.
Мы с психиатром уходим. Ему тут делать нечего, а я возвращаюсь спустя час. Карина лежит спокойная и печальная.
– Вам получше? – спрашиваю её, заглядывая в карту.
– Наверное, – растерянно и замедленно отвечает она. – Что вы мне ввели?
– Галоперидол, чтобы вы успокоились.
– Мне его нельзя, – говорит Карина, качая головой. – Он вреден для ребёнка.
– Карина, у вас нет ребёнка.
– Будет, правда, вот как у вас, – она показывает на мой живот. – Я на втором месяце.
Меня начинает мучить смутное сомнение.
– Карина, вы не беременны, – говорит Катя, – вы просто задерживали мочу.
– Катя…
– Вы сами сделали тест на беременность? – спрашивает она меня.
– Нет, и жалею об этом, а ты?
– Вы не просили.
В палате повисает тяжёлая пауза.
Пациентка переводит взгляд с меня на медсестру, потом обратно, дальше огорчённо смотрит в стену и говорит после тяжёлого вздоха:
– У меня шизофрения. Я принимала рисперидон, но узнав, что беременна, перестала, чтобы не навредить ребёнку, – на глазах девушки появляются слёзы. – Что может галоперидол сделать малышу? – спрашивает меня.
– Если вы действительно беременны, иногда он нарушает развитие конечностей, – мне приходится быть откровенной, раз уж совершила такую ошибку.
– О, Господи! – шепчет Карина и начинает плакать, закрывая лицо рукой.
Катя вопросительно смотрит на меня. Понимаю значение её взгляда: «Ну как же так, Эллина Родионовна? Вы, такой опытный врач, и допустили подобную оплошность?» Только она молчит, от этого ещё хуже.