Но Гранин упрям, как стадо ослов, и не собирается сдаваться.
– Значит, так. Происходящее касается моей девушки и нашей дочери!
Людмила Владимировна делает паузу в своём движении (она собиралась, кажется, грудью выдавить Никиту из помещения) и смотрит ошеломлённо сначала на него, а потом на меня.
– Хорошо, Никита Михайлович, – сдаётся гинеколог.
– Докладывайте.
– Сейчас Эллине Родионовне сделают эпидуральную анестезию, и я обещаю вам, что мы сделаем всё возможное, чтобы помочь вашей дочери.
Барченкова выходит, и мы остаёмся втроём.
– Данила, выйди, – коротко приказывает Гранин.
– Нет, – твёрдо отвечает Береговой, продолжая поглаживать держать мою ладонь. Я умоляюще смотрю на него и качаю отрицательно головой. В моём взгляде только одно: «Пожалуйста, не оставляй меня с ним!» Данила видит это и кивает.
– Данила Алексеевич, а ты берега, часом, не попутал? – угрожающе спрашивает Гранин. – Тоже напомнить, кто ты, а кто – я?
– Деменцией и потерей памяти не страдаю, – сухо отвечает Данила. – Элли попросила меня быть рядом, я от своего решения отказываться не собираюсь.
– А без работы остаться не боишься?
Повисает пауза. Рука Берегового чуть сильнее сжимает мою ладонь. Через это прикосновение я ощущаю: ещё немного, и он встанет, а потом врежет Гранину по морде, и тогда всё. Увольнение, чёрная метка, конец карьеры. Нельзя этого допускать! Потому сама уже держу Данилу.
– Не боюсь, – отвечает он.
Гранин открывает перекошенный от злости рот, чтобы сказать нечто нелицеприятное. То ли мне, то ли Береговому, а может сразу обоим. Но появляется анестезиолог, с которым я была в операционной ещё 15 минут назад, и ставит капельницу.
– Успокойтесь, Эллина Родионовна, через минуту вы уснёте, – успокаивающе говорит он мне. – Начинайте считать от десяти до одного.
– Десять…
Гранин подходит ко мне и берет меня за свободную руку. Его лицо смягчается.
– Девять.
– Всё будет хорошо, милая, я обещаю тебе.
– Восемь…
Он целует меня в лоб:
– Я буду рядом.
– Семь…
Он обращается к одному из врачей.
– Нет, не делайте этого… – слышу её протест, а потом погружаюсь в темноту.
Без снов.
***
Я медленно просыпаюсь и вновь обретаю контроль над своим телом. Ничего не болит, и это кажется мне немного странным… Но поднимаю глаза к потолку и думаю: «Господи, спасибо тому, кто придумал эпидуралку!» Не знаю, смогла бы я выдержать без неё. Знаю, что миллиарды женщин рожали до меня и сами, да ещё во времена, когда единственной анестезией была простая вода, но… так сложились обстоятельства.