Но если всё подстроили по приказу Шелехова и связанных с ним
людей, то действуют они в тайне. А что они могут бояться в это
время? Огласки, например… но об этом ещё надо было подумать.
Больше Ремезова я мучать не собирался, позвал медсестру вколоть
укол. А на тумбочке я оставил газетку, где на главной странице было
чёрно-белое фото со вчерашнего закрытия Олимпиады в Нагано,
Япония.
Там же опубликован медальный зачёт, где у наших было третье
место, а первое у немцев. Как я и ставил, и о чём однажды говорил с
Ремезовым. Судя по его взгляду, он тот разговор вспомнил, но ничего
не сказал, засыпал после укола.
* * *
Посёлок Каштак находился на окраине Читы. На машине туда ехать
не так и долго, но едва отправился в путь, как понял, что легко с
этим не будет.
Убедился в этом быстро. Когда прибыл по нужному адресу в частном
секторе, то на месте дома увидел только чёрные обгоревшие брёвна,
обрушившуюся крышу, лежащие повсюду осколки лопнувшего шифера, и
полуразрушенную кирпичную печь в центре руин. Чуть дальше стояла
баня, целая, если не считать выбитых стёкол.
Снег не выпадал давно, а старый вокруг дома растаял после
пожара, обнажая неубранный с осени мусор. Деревянные ворота были
выбиты и лежали на земле, похоже, их сломала пожарная машина,
которая прибыла тушить огонь. На остатках печки сидела ворона,
которая взлетела, когда я подошёл к калитке. Номер дома был написан
мелом, его ещё видно — 27. Сюда мне и было нужно, но делать здесь
уже нечего.
— Взорвался, о-ей-ё, — услышал я чей-то голос за спиной. — Как
бахнуло, аж стёкла задрожали! Я ещё давеча говорю, что он бухат
много, кабы чё не случилось.
Из калитки дома напротив выходил седой усатый дед в тёплой
клетчатой рубахе синего цвета и шапке-ушанке. Он выкатывал за собой
тележку с большим алюминиевым бидоном на ней, похоже, собрался
ехать с ней за водой на ближайшую водокачку. Грязные от угольной
пыли и пепла китайские дутики скрипели при каждом шаге.
— Тот, кто здесь жил? — спросил я. — И как взорвался?
— Так алкаш был, — дед махнул рукой. У него был своеобразный
местный выговор, как у многих стариков. — Старый Револьд, вон,
здесь жил, один, жена-то у него давно померла. В милиции, говорел,
работал раньше. Бухал по-чёрной, кажный день. Пожарный говорел,
каво он, пьяный был, с сигаретой уснул, а у него баллон с газом на
кухне стоял, большой такой, красный. Вот и загорелось, и как
рвануло сегодня ночью! Внуков напугал, всех, о-ей-ё! Всю ночь
тушили! А у меня сено ж, я всю ночь вон караулил бегал, воду
готовил, тушить хотел. Уголёк бы какой прилетел, занялось бы и всё!
А сгорело бы, чем бы я корову кормил? А без коровы-то сложно, у
меня старая её доит, так хоть молочко продать можно. Я ж раньше-то
на мебельной фабрике работал, потом гонят с работы-то, старый стал,
говорят, а я говорю, давайте хоть сторожем поработаю…