Чужая. Запретные чувства - страница 8

Шрифт
Интервал


Но потом я осознала, что Лена права и мой страх необоснован. Я убедилась: как отец, Петр потрясающий. А как босс... да и как мужчина, он самый лучший: грамотный, ответственный, на него всегда можно положиться. А его слова никогда не стоит ставить под сомнение.

Он лучший настолько, что я сама не заметила, в какой именно момент мой страх перерос в это глупое влечение к самому запретному для меня мужчине. А в объятиях заинтересовавшегося мной Игната я постаралась испепелить свои внезапные чувства.

— Ань, тебе нужно успокоиться.

— Простите, — шепчу я, шмыгая носом. Тереблю пояс халата. А соленые ручейки, не жалея, обжигают щеки.

— Тебе не за что извиняться.

Петр внезапно притягивает меня к себе и обнимает. Он дает мне выплакаться, ничего не говорит при этом. Его запах внушает доверие. Так пахнет настоящий мужчина: сильный, серьезный и уверенный в себе. Такой, который не даст в обиду.

Как же сейчас хорошо... Я чувствую, что защищена. Петр Алексеевич как стена, которой по силам меня отгородить от всего. Сейчас он моя крепость.

— Давай так. Я поддержу любое решение. Надо домой — значит, поедем. Если не к спеху, останешься у меня.

Я хочу остаться здесь, в спокойствии, зная, что я защищена, но это неправильно. Пусть я и потеряна, не понимаю, что мне делать дальше, но я не хочу становиться обузой. Петр и так достаточно со мной провозился. И я никогда этого не забуду.

— Мне нужно домой.

— Хорошо. Я сейчас посмотрю, что есть из одежды Лены. Она иногда приезжает ко мне на выходные. А ты позвони маме.

Петр Алексеевич бросает строгий взгляд и уходит, оставляя меня наедине с телефоном. Собирая в кулак волю, я звоню маме. Прислушиваюсь к каждому гудку, сотрясаясь. Ладони моментально потеют, за ними скручивает живот. Я нервно разглаживаю ткань халата.

Отец меня точно осудит. Но мама… Вся надежда на то, что она меня, как женщина, как самый близкий и родной человек в мире, поймет.

Мне всегда было легче говорить с ней, а не с отцом. К моим проблемам прислушивалась только мама, а папа открещивался. Его не подрастающая дочь интересовала, а алкоголь…

— Аня! Господи! Наконец-то! — каждое слово с выдохом облегчения. На последнем я слышу, как мама сдерживает слезы.

— Прости меня, мамочка…

— Аня, где ты? Как же я перепугалась.