Вторая неприятность была связана с добром, но
не с тем, которое люди делают друг другу, а с тем, которое
наживают. Орвальд как никто другой знал в этом толк. Место за
столом в господском кабинете он занял шестнадцать лет назад, после
того, как захворал его отец, барон Роберт. Оттуда ему пришлось
управлять сначала доменом, а после смерти родителя унаследовать и
весь лён. В урожайный год он выручал до ста семидесяти тысяч
золотых с продажи злаков, овощей и шкур. Наибольшей прибылью мог
похвастаться лишь Мариус, которому были обязаны все городские
торговцы. Вот только губернатор Готфорда был далеко на западе и мог
свободно контролировать лишь город. В срединной долине у него было
не больше власти, чем у крокера под колесом телеги.
В
богатстве и роскоши он коротал первые годы, набирался опыта,
упрочнял власть и боролся с лентяями. Однако все хорошее
когда-нибудь заканчивается. Земля стала высыхать. Арендаторы
тратили все больше средств, скупая навоз и водоросли, чтобы
удобрить почву. Два раза за его правление случалась засуха. Один
раз уже созревшую пшеницу уничтожили жуки-огнекрылы. В избытке
плодилась только домашняя скотина, за счет которой его семье
удавалось сводить концы с концами.
Когда десять лет назад истощились серебряные
рудники, дела пошли совсем худо. Пришлось урезать крестьянам пайки
и ужесточить запрет на помол зерна для фермеров. Подёнщиков каждую
неделю гнали со двора без оплаты. Даже арендаторам из числа его
родственников порой приходилось туго. В связи с этим, пять лет
назад, Орвальд взял за правило быть щедрым через раз, время от
времени сокращая жалование, ссылаясь на плутовство торговцев,
нападения бандитов, фальшивомонетчиков, воров, да хоть и на самого
Ниргала, лишь бы сохранить содержимое сундуков.
Свой кошель получали только наемники, на
мечах которых держалось его крошечное королевство. Простой люд,
конечно, роптал и даже называл его «Жирной скотиной», но на то люд
и был простым, чтобы бухтеть о своем, не разумея господских планов.
Жена тоже не дремала, то и дело напоминая ему о нужде, которую
терпели батраки, прежде чем сорок пять лет назад выплеснуть гнев на
Роберта. Он всегда об этом помнил, но восстания не боялся. Со дня
казни мятежника Тайлера в долине давали о себе знать только его
последователи – «муравьи». Остальные крестьяне сидели тихо, а если
кто-то пытался брыкаться, приходили наемники и ломали им
пальцы.