— Убеди меня, что оно стоит того, — усмехнулась она около
его рта, окутывая теплым дыханием в миг потерявшие следы насмешки губы. Вампиры
в силу измененной физиологии дышали не глубоко и не часто, но почти
семисотлетний полумертвец жарко выдохнул ей в губы в ответ, и эта жадность
пьянила сильнее любого алкоголя. Он хотел ее, однозначно хотел.
— Стало быть, это шантаж? — хрипло прокотал он, склоняясь
навстречу Карине. Она почти видела, как его руки искали ее изгибы, желая смять,
обхватить, не оставить вариантов к отступлению, однако князь сдерживался,
крепко сжимая кулаки поблизости с ее бедрами, собственная гордость не давала
ему проявить нетерпение. — Или моя девочка меня провоцирует?
Тайт улыбнулась, накрывая ладонями черный атлас мужской
рубашки чуть ниже солнечного сплетения, подушечками пальцев ощущая
нечеловечески твердые мышцы. Он возвышался над ней титановым монолитом,
окутывая такой узнаваемой, сумасшедшей, могучей энергетикой. Ее пальцы
двинулись к расстегнутому воротнику, к открытому, голому участку его
светло-бронзовой кожи и завихрениями коротких волосков на груди.
— Это переговоры, — вновь прошептала она и зацепилась за
край пуговичного ряда, отворачивая ткань, чтобы склонить голову и коснуться
губами упругой кожи в районе вампирского сердца. Именно туда, куда восемь лет
назад она вонзила клинок.
— Туше, дорогая, — тяжело выдохнул он и наконец-то коснулся
ее талии, оплетая руками женский силуэт. Князь пророкотал что-то еще, шепча ей
на ухо нечто на своем родном языке. Когда прохладные ладони коснулись
распаленной обнаженной кожи на ее спине, она успела разобрать: — Ты и впрямь
решила меня испытать, szerelmem…
Карина знала две вещи: это был венгерский, и если “kedvesem”
означало “дорогая”, то “szerelmem” следовало перевести как “любимая”.
— Не называй меня… — начала было она, но Дезсо сократил
оставшиеся сантиметры между ними в долю секунды. Грубые волоски его стриженной
бороды обострили ощущения, когда с неожиданным рывком к ее лицу он поцеловал
ее: жадно, яростно и неумолимо. Раскрывая языком ее дрогнувшие от подобной
страсти губы, Редей проник внутрь, поймав язык в короткой, зыбкой ласке,
выстрелившей между ее бедер сумасшедшим по силе спазмом. Тайт не сумела
сдержать стон, и разнесшийся по пустынному коридору тихий звук ее наслаждения
стал для вампира красной тряпкой, сигналом, по которому он сам позволил себе
сойти с ума.