— Ты. Если быть точнее, твои ноги... — смущенно проговорил все
тот же женский голос.
— Ноги? Так сильно? Я что, лежал здесь неделю и протух? Или меня
пометил скунс? — я заерзал по земле.
— Ну, где ты лежал до того, как выбежал на поляну, я не знаю, а
вот без сознания ты лежал недолго, — протянула девушка
насмешливо.
— Странно, не от страха же это я. А тут еще где-то была
собака... — я повторил попытку подняться и оглядеться. Но меня
настойчиво положили обратно. Что было немножечко, но приятно.
— Собака убежала, а вонь... В общем, ты сжег свои кеды, —
сочувственно произнесла девушка.
— Совсем? — расстроился я не на шутку. Какое тут веселье, когда
обувь любимая и единственная на сезон.
— Совсем, — грустно протянула она.
— Как же я домой пойду, тут же идти и идти... — потеря обуви
больно ударила меня по самолюбию и по карману. Не мог же я
признаться совершенно посторонней девушке, что у меня нет денег на
новую обувь. И вряд ли предвидится в ближайшее время, когда мы с
котом будем ночевать в картонном домике на помойке.
— Да ты не расстраивайся, я подвезу тебя до города. Я на
колесах.
— Ты на машине?
— Я на велосипеде, но ты не подумай, он выдержит нас обоих, у
него очень крепкий багажник.
— Понятно, а можно я встану?
— Голова не кружится? Не тошнит? Ты просто так об ветку
ударился, что искры посыпались, я думала, пожар начнется, не знала,
что делать и кого спасать, нас или всё вокруг.
— Да я случайно, это собака, а там сатанисты, бандиты,
корова...
— Какая насыщенная у тебя жизнь, даже завидно, — протянула
девушка, помогая мне сесть. — Я Нина, — протянула она мне
ладошку.
— Э... Максим, — вытерев свою ладонь о куртку, сжал ее теплые и
сухие пальцы.
— А что, есть сомнения? — заметила она мое промедление.
— Нет, если ты намекаешь на потерю памяти, то я точно Максим.
Такое точно не забудешь.
— Хорошо, тогда давай понемногу подниматься, скоро рассвет, и я
подвезу тебя.
— Если не секрет, а что ты здесь делала? — огляделся я на кучу
сгоревшего угля.
— Общалась с родными... — как то тоскливо произнесла девушка,
огляделась на остывшие угли.
— Ой, соболезную и прости, пожалуйста, что помешал... А ты не
знаешь, где моя обувь, ну, та, что сгорела?
— Держи, — протянула она на ветке привязанные шнурками кеды, вся
подошва оплавилась до дыр, в которых виделись приклеенные
носки.