- Немало… - Греве обозначил
ироническую усмешку. – А публика победнее ела бифштексы из обезьян
и фрикасе из выдр и морских свинок?
- Блюда из обитателей зоопарка
подавались только в ресторанах для богатой публики. Парижская
беднота ловила кошек, крыс и голубей.
- Между прочим, офицеры «Рынды», на
котором мы пришли в Кронштадт, тоже поучаствовали в пополнении
этого зоосада, подарили ему белого медведя. – сообщил спутнику
барон. – Случилось это года два назад - тогда наш общий знакомец
Казанков ещё не командовал корветом. А сейчас… - он звякнул крышкой
карманных часов. – простите, я ненадолго вам покину. Я не успел вам
сказать, что у меня здесь назначена встреча. Это ненадолго, вряд ли
больше четверти часа - а вы пока посмотрите на белого медведя, в
Парижском зверинце таких наверняка нет... Вот, кстати, и мой друг –
он, как всегда, точен, минута в минуту…
И приветственно помахал свёрнутой в
трубку газетой мужчине в форме флотского офицера, появившемуся в
противоположном конце аллеи.
- Я в курсе, конечно, что наш с
тобой, Гревочка, протеже увлёкся воздухоплаванием, и даже
поспособствовал тому, чтобы он попал в Воздухоплавательное бюро
кРенару и Костовичу. Но не представлял, что дело зашло так
далеко!
Двое друзей прогуливались по аллее
вдоль загонов с антилопами и африканскими буйволами. Народу здесь
было поменьше, чем на соседней аллее с обезьяньими вольерами, так
что говорить можно было, не перекрикивая детский галдёж и верещание
мартышек, выпрашивающих у зрителей подачки.
- А вот представь себе! – ответил
барон. – Насколько я понял из его объяснений, довольно, надо
сказать путаных – впрочем, я не виню его за это, парень был
потрясён встречей с самим Жюлем Верном, - он сумел связать воедино
изобретения двух своих наставников и добавить к ним кое-что своё.
Некую изюминку, деталь, которая как раз и позволяет рассчитывать на
успех всего предприятия. А уж я постараюсь, чтобы сей прожект не
остался на бумаге!
Греве, как и Остелецкий ещё со времён
своего восточного вояжа (после которого прошло уже два года)
внимательно следили за судьбой Матвея. И не просто следили –
Остелецкий помог молодому человеку поступить на механическое
отделение Технологического института императора Николая Первого;
Греве же выплачивал ему стипендию от имени моей супруги, которую
Матвей спас во время мятежа в Сайгоне, когда Камилла вместе с
остатками экипажа французской канонерки и отрядом Сергея Казанкова
оказалась заперта в горящем пакгаузе, окружённом осатаневшими от
ярости аннамитами. Вчерашний гимназист тогда на руках вынес
беременную баронессу из здания, заслужив тем самым вечную
признательность четы Греве. Барон ещё в то время строил планы, как
после окончания института Матвей поступит на службу в его
пароходную компанию и сделает блестящую карьеру корабельного
инженера, но Остелецкий поставил на этих замыслах крест, заявив,
что талантливые инженеры нужны в России, и далеко не только во
флоте. И, похоже, не ошибся в оценке их совместного протеже –
добиться признания у таких мэтров воздухоплавания как Шарль Ренар и
Огнеслав Костович (оба, помимо инженерных талантов отличались
непростыми характерами) было, ох, как непросто…