Люба не любила этот коридор. И было за что. Здесь особенно её обожали задирать дружбаны Степанченко, а двое из его шайки на этом месте её в прошлом году как-то весьма больно, от нечего делать, побили.
Сегодня в тёмной клоаке было весьма людно и шумно. Кроме Любиного класса, столпившегося у дверей кабинета химии, у противоположной стены скучковался 10 «Д» — шумный, весёлый и очень дружный.
«На прошлых неделях их здесь не было», — подметила Люба и призадумалась.
Главное — не стоять здесь, в коридоре, одной. На этой перемене тут настолько людно и громко, что никто и не заметит, как тебя, грушу для битья, в место потемнее толкает или тащит группа нехорошо настроенных школьников, чтобы всласть поглумиться.
Люба начала осматриваться и столкнулась взглядом с Тимоном. Чернобровый шатен как всегда стоял окружённый своей свитой и другими мальчишками из класса. Большая часть коллектива 10 «А» дружила с Тимофеем, а оставшимся он позволял с собой дружить. Мальчики — Люба сразу это поняла — обсуждали её. Все парни, как один, продолжая щёлкать семечки, уставились на Поспелову — кто-то с ехидной усмешкой, кто-то с отвращением, а кто-то, как Крюков и Мережко — с лёгкой иронией.
Люба, зная, что оскорбляет взор Тимона даже своей тенью, старалась всегда, как могла, на глаза ему не попадаться. Но в данный момент ей явно не повезло.
— Убогая, аж зенки кровью обливаются! — намеренно громко говорил Степанченко, язвительно и зло глядя прямо в лицо смотревшей на него и хорошо всё слышавшей Любе, прекрасно зная, что доставляет девочке своими словами неимоверную боль.
— Местное пугало! — поддакнул Илюша Жваник и брезгливо оскалился. — Если б чувырла осталась последней бабой на земле, я б предпочёл откинуться!..
— Я б зашился следом! — поддержал, скривившись от омерзения, Сысоев. — Стопудняк, у Поспеловой дома зеркала нет. Если б хоть раз себя в нём увидела, больше б наш класс своей рожей позорить не пришла!
Люба от услышанного съёжилась. Слова ребят заставили голову девочки втянуться в шею, шею — в плечи, плечи — в позвоночник, а затем и весь корпус тела вжаться в пол коридора в надежде стать невидимкой.
Она боялась Тимона. Ожидая от него с ужасом каждый день порцию свежего хамства, ровесница про себя неистово молилась о пощаде. Тим не выносил Поспелову, но ему стоило только начать. Остальное цунами негодования выражала его братия.