Когда Гунько волновался, он начинал везде вставлять своё «так».
Вероятно его подсознанию требовалось социальное одобрение для
принятия решений. Я понимал, что от меня ничего не зависит. Но в
этот раз решил поддержать его.
— Наверно, так.
— Вечером все управление будет на собрании трудового коллектива.
Решено обсудить всю эту ситуацию в Гибаряном, с тобой, с этими
беглыми зеками. Так?
Я пожал плечами.
— Не стану от тебя ничего скрывать, будет создана комиссия для
установления всех обстоятельств вашей с Гибаряном разведки, работы
поисковой группы под моим началом. Я считаю, что нам с тобой нужно
договорится по одному вопросу.
– По какому?
— Точнее по двум,но второй потом. Что будем делать с
Ямазовыми?
— А что мы с ними должны делать?
Я вгляделся в его глаза, ведь Султыг говорил, что купил его.
Гунько взгляда не отвел. Если он играл, то сегодня он играл
хорошо. Комар носа не подточит. А Станиславский бы ему
аплодировал.
— Понимаешь, такая ситуация: всё, что происходило видели я, ты,
спасатели, частично Гибарян и Ямазовы, так?
— Так.
— У Гибаряна очень плохо срослась нога решили отправлять, его в
Москву. Будут новую операцию делать. Он сегодня летит из Поселка в
Город, а оттуда через два часа сразу в Москву. Там завтра у
какого-то светила хирурга-ортопеда окно в операциях. Сам понимаешь,
из какой он семьи. Там все уже договорено и схвачено. Так, что речи
не может идти о том, чтобы он выступил на собрании. Ребята
спасатели тоже написали объяснительные и рапорта, они тоже не будут
выступать. Так?
— Про Гибаряна и спасателей не знал. Не знал, что они сегодня
улетают. Но пока всё понятно. Что дальше?
— А вот, что. Получается, что на собрании свидетельствовать
можем мы с тобой, против двух Ямазовых. Так?
— Хорошо, допустим, так.
Он немного замешкался.
— Ты не подумай, я не против тебя. Просто как-то, – он сморщил
лицо, — ну не то будет. Мы будем говорить одно, Ямазов с
племянником второе.
— Я не очень понимаю, что от меня надо.
— Слушай, Бурцев, ты не пойми меня неправильно. Я с Ямазовым уже
в больничке переговорил. Он говорит, что к тебе претензий нет.
Меня очень сильно возмутили эти слова.
— Это у него ко мне? Ко мне, нет претензий? А не охренел ли он,
Николай Прокофьевич!
— Да, ты постой, не кипятись, молодая твоя кровь, подумай.
Голову включи. Он вообще не про советский закон говорит.