Последнее, что я помнила – тошноту и мелькающие окна какого-то
дома, шум двигателя. Даже пискнуть не успела, позвать на помощь. А
когда очнулась здесь, звать на помощь оказалось уже бесполезно.
Совершенно голая, связанная я лежала на этом столе и надо мной
склонялось фарфоровое лицо азиатки.
Странно, но я больше не отключалась.
Очень хотелось жить. Интересно, заметили ли родители, что меня
нет? Хоть кто-нибудь вообще заметил мое отсутствие? Хоть кто-нибудь
будет меня искать?
Я набрала в грудь побольше воздуха, зажмурилась, готовясь снова
закричать, но крик так и замер на губах. Азиатка снова приблизилась
так, что я могла ее видеть, в тонкой, такой же неживой, как и она
вся, руке сверкнул нож. Обычный, кухонных нож. Длинный, с
металлической рукояткой.
- Не надо, пожалуйста, - пробормотала я. – Пожалуйста.
Кровавые губы снова разошлись в этой жуткой улыбке, будто
натянулись, обнажая фарфоровые зубы и ярко-розовые десны.
Она что-то прошелестела мне, но я не поняла ни слова. Вдохнула и
зажмурилась, потому что азиатка занесла руку для удара.
В следующий миг слуха коснулся приглушенный звон, тихий
металлический лязг, с которым длинное лезвие вошло в мое тело. Жар
ошпарил грудь, будто я шагнула в пламя. А следом за ним пришла
боль. Яростная, жгучая, невыносимая. Я не смогла сделать следующий
вдох, не смогла выдохнуть. Из горла вместо стона вырвался хрип,
хлынула кровь. Никогда так отчетливо и ясно я не ощущала, как
бьется мое сердце, никогда не чувствовала и не думала, что оно
может с такой яростью и силой давить на ребра.
Азиатка продолжала что-то бормотать. Очень быстро. Но ее голос
не долетал до слуха, я просто видела сквозь слезы и черные мушки
перед глазами, как двигаются кровавые губы. Она наклонилась к моему
лицу, высунула слишком длинный язык и слизала кровь с моего
подбородка, с губ, с шеи. Ее язык был жестким, твердым, невероятно
холодным. Хотелось дернуться, отстраниться, но даже пошевелиться
сил не было. Гул в голове превратился в пронзительный, мучительный
звон, сознание начало заволакивать темнотой.
Очень-очень хотелось жить.
Но боль в следующую секунду стала лишь сильнее, снова послышался
металлический звон и влажный хлюп, живот ошпарили невидимые языки
пламени, содрогнулось в агонии все тело, сжались в кулаки пальцы.
Новый задушенный хрип вырвался из горла. Сердце стукнуло о ребра
еще несколько раз, болезненно, натужно, но совсем слабо, рваный
вдох пах моей же кровью...