
(Шалва Степанович
Окуджава)
Промолчал. И снова побои. Думал, что
всё, что добьют, что вот завтра еще продержусь, а вот послезавтра
всё подпишу и пропади оно пропадом! И сына, скорее всего, больше не
увижу, и Тамару свою тоже. Но и боль терпеть не смогу больше! Была
одна мысль, которая точила его и не давала сдаться. Он был уверен,
что это его достала месть товарища Берия. Говорили, что тот на
большой должности в Москве. Мог ведь, сука, подсуетиться! Мог! Всю
первую неделю марта он держался непонятно на чем, волевые качества
закончились. Осталась лишь какая-то звериная злость и упрямство.
Одиннадцатого марта следователь принёс показания Михаила, в которых
тот признавал наличие троцкистской террористической организации,
перечислял фамилии, в том числе и брата Шалвы. Указывал, что братья
были не только в курсе его организации, но и принимали в ней
активное участие. Он хотел было потребовать очной ставки с братом…
и передумал. Этот документ полностью уничтожил его остатки воли и
упрямства: почерк Михаила был узнаваем, очень хорошо узнаваем. Он
рухнул без сознания на пол камеры. Пришёл в себя только на
следующий день. Утром. Как ни странно, его никто не трогал и к себе
не вызывал. Хотя Шалва был готов подписать что угодно, лишь бы все
эти издевательства закончились.
А сегодня его вызвал к себе совсем
другой следователь. Это был человек в прокурорской форме с
петлицами советника юстиции, невысокий, коренастый мужик с
массивным открытым лицом и носом-картошкой.
- Товарищ первый секретарь горкома
партии, следствие установило вашу невиновность. К вам применялись
запрещенные методу дознания, не сомневайтесь. Виновные будут
наказаны.
- А братья? – елее-еле выдавил из
себя.
- Ваши братья, скорее всего, тоже
оговорили себя. Следствие продолжается, и до его окончания, ничего
определённого сказать не могу. Но вы свободны. Советую взять отпуск
на недельку, восстановить здоровье. Мы вам с семьей поможем с
путевкой. На югах уже тепло. А потом возвращайтесь к работе.
И прокурор протянул руку, которую уже
свободный товарищ первый секретарь Нижне-Тагильского горкома партии
смог еле-еле пожать.
* * *
Москва. Кремль. Кабинет Сталина.
20 марта 1937 года
- Так что, подтвердилось, что к
аресту братьев Окуджава имеет отношение один очень злопамятный
менгрел?