— Что там? — нахмурился оракул.
— Эти две невесты хотели сбежать, — отрапортовал командир стражей.
— Сбежать? — король поднял брови. — Но почему?
Девчонок притащили к нему и бросили на колени.
«Так, они же почти голые!» — я понял, что поразило меня.
— Встаньте! — прозвучал хлесткий приказ короля. — Дайте вас разглядеть.
Стражники дернули невест наверх и поставили на ноги. Рыженькая дрожала от испуга. Она была совсем молоденькая и спелая, как созревший персик. Нежный румянец заливал ее лицо, на носу золотились веснушки.
Зато вторая гордо задрала подбородок и с вызовом посмотрела мне прямо в глаза.
И сердце опять заколотилось в груди, его удары отозвались дрожью во всем теле. Мне даже показалось, что я не чувствую привычной боли, годами истязавшей меня. Только усилием воли я оторвал от невесты взгляд. Она будто заворожила меня, заставила на миг пожалеть о немощи и слабости.
«Опасная штучка!» — внезапно подумал я и присмотрелся.
На обеих девушках был странный наряд. Рыженькая вырядилась необычно. Верх был нормальным, зато внизу торчали тощие голые ноги, обутые в грубые ботинки.
Черноволосая красавица надела на отбор короткую нижнюю юбку, что было верхом неприличия. Но хуже всего смотрелся ее лиф: высокую грудь прикрывала блузка на тоненьких шнурках и такая короткая, что вся площадь видела голый живот с пупком в центре, а там…
Я напряг зрение, показалось, что оно мне изменяет.
— Что это?
— Где?
Все уставились на мой палец.
— Вот это, в животе?
Девушку тут же подхватили и поставили рядом с помостом. Я удивленно рассматривал желтый блестящий шарик, вставленный в пупок.
— Это обычный пирсинг, — ответила девчонка, нисколько не смущаясь. — Вам нравится?
Нравится?
Да она спятила? Как может нравиться принцу этой страны нарушение закона? Я откинулся на спинку кресла и расхохотался. Дед, оракул и все окружение мгновенно насторожились, опасаясь нового приступа. Денвей сжал мое плечо.
— Как понимать ваш наряд? — вскипел король. — Это заговор против короны?
— Нет, Ваше Величество! — рыженькая упала на колени и расплакалась, я даже поморщился, представив, как ей больно. — Это все она.