Осознание происходящего придало Жозе сил. Он бросился собирать по полу рассыпанное содержимое коробки, споро закидывая бумаги, ценные вещи и безделушки обратно в жестянку. Несколько вещиц закатилось под небольшой стеллаж, привинченный к стене. Судно снова тряхнуло. Жозе пошарил рукой под стеллажом, обдирая кожу на пальцах о неошкуренное дерево и выудив всё, что удалось нащупать, побросал в жестянку. Одним движением завинтив крышку, Вакса торопливо поднялся и, не оглядываясь, вылетел в коридор.
Горло саднило, живот скручивало, в глазах темнело от нехватки воздуха, голова кружилась, на исцарапанной руке выступила кровь, но моряк спешил наверх. Он напоминал дикого кабана, получившего заряд дроби в филейную часть, и несущегося с красными глазами вперёд, не разбирая дороги. Ведомый последними искрами света в угасающем сознании, Жозе выбрался на палубу и спустился по трапу. Он не видел, как после его побега с судна, «Эдо», словно поплавок, вынырнул из воды на добрых несколько футов. Сила, тянувшая корабль на дно, отступила.
Сойдя с трапа судна, которое больше не горело, Вакса, крепко обнимая драгоценную жестянку, прошёл несколько шагов, после чего качнулся, упал на колени и завалился вперёд. Картина была похожа на драматическое представление в театре, ведь моряк упал почти у самых ног Ширли.
— Вы всегда умели произвести впечатление на мужчину! — ехидно заметил инспектор Крексон, приглаживая волосы, взъерошенные от ветра.
— По-моему, сейчас не время для шуток, Томас, — укорила собеседника Холлс, из-за неудобной юбки не слишком изящно присаживаясь рядом с телом Жозе.
— Утонувшую шляпу мне жаль гораздо больше, чем этого матроса, — огрызнулся полицейский, снова приглаживая волосы, — от неё и польза была и вреда никакого.
— Он кок, а не матрос, — миниатюрная Ширли одной рукой легко перевернула здоровяка Вакса на спину и добавила — Отлично! Он дышит.
Инспектор только хмыкнул, не то на демонстрацию силы кицунэ, не то на её заявление о дыхании моряка; хмыкнул и остался стоять на месте. Без шляпы сейчас Крексон чувствовал себя не в своей тарелке. Это влияло и на его настроение, и на его поведение, и на решения, которые иногда трудно было назвать рациональными.
Инспектору всегда казалось, что он не слишком привлекателен, что нижняя часть лица у него недостаточно мужественная. Субтильную фигуру можно было скрыть правильно подобранной одеждой, вот с лицом дела обстояли иначе. Попытки спрятать недостаток за густой бородой провалились из-за того, что и выдающейся растительностью на лице природа Томаса Крексона тоже не одарила.