И Кьяр подхватил:
— Я ее вообще впервые вижу. Еще бы я из-за какой-то девки
хоть пальцем пошевелил.
Однако ректор самодовольно ухмыльнулся и приподнял листок:
— Двенадцать свидетелей независимо друг от друга сказали
одно и то же. То есть двенадцать из двенадцати, кого мы вообще успели опросить.
Простите, кураторы, но ваша попытка обелить репутацию вашей общей зазнобы нелепа.
И благородной Элее будет уроком: пусть уже определится и больше своей
фривольностью не создает ситуаций, опасных для жизни наших учеников.
Я хлопала глазами. У Элеи такая репутация, что ее уже мало
чем можно испортить, но все равно обидно. А еще обиднее стало, когда Грант
подался в мою сторону и прошептал:
— О деньгах не беспокойся — я заплачу за тебя. А твоя
репутация должна беспокоить только меня, вшивых сплетников это не касается.
Да что ж такое, долги растут как на
дрожжах! Новая примета — не умирай с открытой ипотекой, иначе три жизни подряд
от кредитов не отобьешься. Но возражать было бессмысленно — ректору плевать, а
Абелю только в радость обязать меня еще сильнее. Видимо, мне уже пора
расслабиться и принимать его опеку как должное, ночами за нее расплачиваясь. Да
тут весь мир меня к этому толкает, даже посторонние лица!
Я впервые невольно покосилась на Кьяра и
вздрогнула. Оказалось, что демон как раз смотрел на меня. И, как обычно, его
эмоции расшифровать было невозможно. Не произнес ни слова, хотя мне, наверное,
хотелось услышать его запоздалые сожаления, пусть он и не догадывался о
масштабах беды… Однако он молчал, молчала и я. Моя жгучая ненависть к нему — обратная
сторона недавней такой же горячей страсти, обозначенная в тот момент, когда я
всего лишь увидела, кем он был, есть и будет. Всегда, когда что-то слишком быстро
выворачивается наизнанку, получается некрасиво и со швами наружу.
У меня случился день исследования
новых территорий в академии — мест, которые я вообще рассчитывала никогда не
посетить. Сразу от ректора я направилась в лазарет. Небольшое здание
располагалось далеко в стороне от остальных. Внутрь меня пропустили без труда —
насколько мне было известно, посещать пациентов запрещалось лишь в случае
серьезных инфекций. Палат — или, как их тут называли, комнат выздоровления —
было совсем немного, но и больные здесь почти никогда не задерживались надолго.
Как и многие вопросы в этом мире, лекарское дело тоже было завязано на магии,
нередко эту профессию выбирали универсалы или уникалы земли. А уж сильнейшие из
них умели быстро исцелить почти любую рану, хотя находились, разумеется, и
неподъемные задачи: отравление серьезными ядами, нездоровье ума, потеря
конечности и нечто похожее. То есть даже у чудес есть естественные ограничения.
Но жаловаться в местный Минздрав мне и в голову бы не пришло: жители даже не
имеют понятия о хронических болезнях, а это уже в тысячу раз лучше, чем в
родном мире.