История получилась самая заурядная. Руперт проснулся, умылся, поговорил с миссис Щульц – соседкой по каюте. Соседка угостила его тостом с мармеладом; Руперт съел его в своей каюте, в одиночку. После этого три часа читал, покуда вновь не почувствовал голод. Спустился в столовую третьего класса – кормят там хуже, но значительно дешевле. Руперт признался, что ограничен в средствах.
– Мне нахамил один джентльмен, – сказал Руперт. – Кажется, из рабочих. Он был одет в чёрную куртку и грубые ботинки, в таких ходят кочегары.
Я кивнул и попросил продолжать.
Во второй половине дня сильно качало, он вышел на воздух, чтобы проветриться.
– Ага, – поддакнул я. – Повисеть на леерах. Вернуть океану съеденный обед.
Руперт не расслышал моей подначки, или не откликнулся на неё.
– Солнце к тому времени опустилось, демонически нависало над самыми облаками. И облака были такими… дивными. Пылающее солнце, угольно-белые облака. Помните сонет Рильке: Облики мира, как облака/тихо уплыли./Все, что вершится, уводит века/в первые были.
– Ближе к делу, – подала голос Сэл.
Побывав на воздухе, Руперт почувствовал себя лучше и пошел в бар. Не для того, чтобы выпить, но чтобы скоротать время. Заказал порцию виски – чтобы не выделяться, – и целый час цедил её. Даже задремал.
– Дай угадаю, – ухмыльнулась Сэл. – В баре к тебе подошел приятель, который играет в оркестре на банджо, и угостил двойным "Тропическим", который ты тут же выпил, несмотря на принципы, и основательно захмелел. Что было дальше, ты не помнишь.
Тон Саломеи мне не понравился, но вмешиваться я не стал, тем более что Руперт вытаращил глаза и сказал, что так и было. Он не знает, играет ли тот малый на банджо, однако он действительно предложил выпить "Землетрясение" – коктейль его собственного изобретения.
– После этого сознание возвращалось ко мне урывками, – Руперт почесал в затылке.
– Но хоть что-то ты помнишь? – спросил я.
– Почти ничего.
После этой фразы я тоже занервничал. Тупость парня начинала меня раздражать. Пришлось объяснить в простых и ёмких выражениях, что он (хорошо-хорошо, не он, кто-то другой) изнасиловал дочку дона Маурицио. И теперь куча головорезов во главе с разъярённым доном жаждет разорвать насильника в клочья.
– Или порезать на ремни, – предположил я. – Что тоже, согласитесь, малоприятно.