Его поволокли по склону наверх, бросили к костру, уперев в грудь острие копья.
– Где деньги, что ты обещал нам за поход? Говори, сучья морда! – заверещал прямо ему в лицо один из бандитов. Его гнусавый и вздорный, как у бабы, голос выдал его происхождение.
«Кипчаки! [4] Они, опять они взбунтовались! Подлые скоты!» – утвердился в своем предположении Кучум.
Тем временем гнусавый выхватил из костра головню и со смехом поднес к лицу пленного. Искры посыпались Кучуму прямо на лоб и заставили поднять левую руку, заслоняясь от них.
– Не нравится? Да? – заржал гнусавый. – Сейчас мы тебя чуть поджарим, а потом поговорим по душам.
– Чего вы хотите?
– Деньги! Обещанные тобой деньги!
Кучум обвел их взглядом и понял, что выхода нет. У караван-баши была небольшая сумма, оставленная на черный день. На самый черный день. Неужели этот день настал? Но и умирать из-за нескольких сотен монет не хотелось.
– Хорошо, вы получите деньги. Они у купцов в караване. Идемте к ним.
– Ишь чего захотел! – осклабился мужик в темном стеганом халате с рыжей бороденкой. – Мы поведем тебя туда, а там охрана. Нет, мы не дураки!
– Так что же вы предлагаете? – Хан сел на землю, отодвинувшись от головни.
– Скажи, у кого деньги, и мы приведем его сюда.
– Деньги у караван-баши. Но когда завтра остальные воины узнают, что вы похитили их… они же вас из-под земли достанут. Разорвут.
– Не твое дело, бухарский пес! – Ткнул его копьем гнусавый прямо в грудь. Однако копье уперлось в кольчугу и лишь слегка задело Кучума. – Мы идем к каравану, а ты, Улмас, будешь сторожить его, – приказал гнусавый молодому парню. – Если чего не так, руби сразу, не задумываясь.
И они торопливо скрылись в темноте, оставив Кучума на попечение одного лишь безусого парня.
«Хвала Аллаху, что я на время оттянул развязку. Уж с этим-то юнцом я как-нибудь совладаю…» – Кучум внимательно пригляделся к своему охраннику, стоящему рядом с зажатой в руке кривой саблей.
Тот был ужасно худ и высок ростом. В набег, должно быть, пошел первый раз и не выработал в себе еще той жестокости и злобы, присущей бывалым воинам, проведшим полжизни в сражениях.
Но у Кучума не возникло к нему ни жалости, ни злости. Как к дереву, которое необходимо срубить для костра. Его просто требовалось убить и все. Он был для него неодушевленным предметом.