Но что же дальше?
Тут вспомнил еще одну картинку из будущего. Буквально в
нескольких сотнях метрах в Капалы-Чарши стояли знаменитые древние
бани Гедикпаша Хамами, словно утонувшие в яме под грузом веков. В
этом храме чистоты, созданном велением султана и требованиями
ислама, был бассейн – единственный в своем роде, помывочная
гордость Османов. Следовательно, должны быть питающие источники,
быть может, византийские цистерны, давно позабытые, но активно
используемые.
Я сидел у окна, жевал баранину с сушеной вишней, потягивал вино
прямо из бутылки – и просто офигевал. Чтобы почувствовать себя
настолько живым, настолько благодарным восходящему солнцу, нужно,
оказывается, умереть, пройти сквозь жестокость незнакомого мира,
вкусить горечь предательства единоверцев и своей рукой уничтожить
врага. Мне, буквально несколько дней назад бывшему простым
менагером, жалующимся на скуку, было и сладко, и страшно. Я не
узнавал себя, настолько всё это было для меня неожиданно
возбуждающим.
[1] Косту, как и читателей, ждет
сюрприз во второй книге, в которой он узнает, почем золотые монеты
в Российской империи. В Османской же один пиастр стоил четверть
франка. 40 франков стоили 9.84 руб. серебром.
На задворках Гедикпаша Хамами было людно, несмотря на ранний
час. Сновали носильщики с высокими корзинами, сгибаясь под тяжестью
дров из Белградского леса, что в 20-ти километрах от столицы, и
груза оливковых косточек, которые поставлялись из-под пресса
маслодавилен и тоже шли в печи. Прачки тащили кипы свежих полотенец
и накидок, водоносы – длинные высокие кувшины с узким горлом,
банщики – мытые шайки, стопки медных чаш и деревянных башмаков.
Никому не было дела до странного толстого турка, который не спеша
пробирался вглубь банного корпуса, помахивая стеклянным фонарём с
одинокой свечой под медным узорчатым колпаком.
Я прикрутил к телу свой драгоценный ящик, использовав всю
подходящую одежду покойного Никоса. Стал похож на многослойную
капусту. Сверху это безобразие я прикрыл длинной белой рубахой, в
которую едва влез, и халатом-накидкой. На голову напялил феску,
которую туго обмотал тканью наподобие тюрбана. В общем, изменился
до неузнаваемости и стал похож на турка-неряху, мало обеспокоенного
своим внешним видом, но уверенного в своем праве благодаря желтым
туфлям, обнаруженным в ларе
предателя