Когда прозвучал страшный диагноз – свет померк и отчаяние застлало нам глаза. Почему, за что, как возможно, не может быть… Потом опять – почему, за что?.. И все без ответа и надежды. Когда я пришел в храм рассказать о случившемся своему духовнику отцу Александру, то не видел ничего вокруг себя от слез, но помню его первые слова – «это посещение Божие». И далее – «молитесь, уповайте, но далее если Господь возьмет ее – она будет у самого Господа ангелом и молитвенником за вас». И еще – «с человеческой точки зрения не постигнуть смысла происходящего и не найти объяснения таким страданиям, только через Христа оно может открыть свой смысл». Когда он говорил, я чувствовал в нем как бы особое уважение, может быть, даже ревность к этому посещению и одновременно человеческие сострадание и боль.
Это было начало. Нам еще предстояло пройти путь мучительного соотнесения несоотносимого – страданий ребенка, с которыми не может примириться человеческое сознание, и посещения Божьего.
Перед госпитализацией дочери отец Александр приезжал к нам домой, причастил Сашеньку. В Онкоцентр приезжал другой священник – отец Борис. Тоже причащал ее. На тумбочке у Сашиной кровати стояли иконы. Молилась она, молились мы усердно, все более понимая, что это главная линия духовной опоры.
Но это понимание требовало пересмотра других линий, и прежде всего «экстрасенсорной». Мы стали спрашивать нашего экстрасенса Лидию – ходит ли она в церковь, причащается ли? Она ответила, что да, что она человек верующий. И тем не менее когда я спросил о ней своего духовника, он сказал, что сам факт посещения церкви не оправдывает вмешательства во внутренний мир человека, это вмешательство расшатывает внутренние опоры человека, делает его податливым к влиянию чуждых сил, и от этого вмешательства следует решительно отказаться. Был еще один наглядный случай, заставивший нас насторожиться. Знакомый священник, отец Иоанн, вскоре после того как Саша вышла из Онкоцентра, приезжал к нам домой и соборовал Сашеньку. Соборование (Елеосвящение) – это важный обряд, который совершается в Православной церкви обычно над тяжело больными людьми. Тогда мы были еще связаны с Лидией, перезванивались с ней. Мы не говорили ей о нашем намерении соборовать Сашеньку и, понятно, о самой дате совершения этого таинства. И вот она сообщает нам – именно в тот день она почувствовала себя очень плохо, так, что, по ее словам, «едва жива осталась». Трудно было не связать эти два события – православное таинство, направленное на больного ребенка, и самочувствие экстрасенса, подключенного к этому ребенку. Мы разошлись с Лидией, хотя по-человечески я благодарен ей за бескорыстно потраченные на нас силы и труд.