А ещё три слова «своей маленькой девочкой» и змеиный язык Вадима, облизывающий нижнюю губу, не дают мне покоя. Эта фраза звучит у меня в голове в такт стуку колёс поезда в подземке, шуршанием сжираемой металлическими зубьями ленты эскалатора, звуковым сигналом к отправке электрички на Балтийском вокзале.
«Папочка сказал, что всё мне даст, что очень сильно меня любит», - всплывают слова сестры.
Папочка…
И мне не по себе.
Вадим же не может… или может?
Боже, почему я об этом думаю?
Может, потому что он смотрел на тебя голую в ванне, когда ты была подростком? – подсказывает внутренний голос.
Но Снежа его дочь, а я нет. Это ведь что-то значит? Господи… голова хочет лопнуть от назойливых мыслей, от которых я никак не могу отмахнуться.
Купив билет, собираюсь пойти на платформу, а потом передумываю. Погуляю в городе, развеюсь, поеду попозже, когда жара спадёт. Всё равно редко в Питер выбираюсь просто так. Обычно мчу на учёбу и с неё, времени на себя не остаётся. Тем более, в Ломоносов меня сейчас не сильно тянет. Там Ляля и Громов караулят меня на каждом углу, и не понятно, кто страшнее. Потому что я не знаю, что будет, когда Юра меня «бросит», когда-то же придётся это ему сделать? Он ведь не будет вечно со мной возиться? Или будет…
Остаток дня я провожу в центре, брожу по набережным, стою на мостах возле Зимней канавки, махаю вместе с остальными праздношатающимися проплывающим под нами трамвайчикам. Странно, это такое увлекательное занятие, не замечаю, как проходят чуть ли не два часа. Дойдя до Летнего сада, сижу под кронами высоких вековых деревьев. Выше в центре, кажется, и нет. Наблюдаю за парочкой лебедей-неразлучников в пруду и смотрю на интуристов, которые так и норовят сделать весёлую фотографию, помацав статуи мраморных дев за груди.
И смешно, и противно.
Если каждый так миллион раз потрогает, что от искусства останется? Ни-че-го… так и дырку натереть можно. Даже в камне.
Да и вообще – пошло это.
Фыркнув, отворачиваюсь. Хочется сжаться в маленький комочек, обнять себя руками в поисках защиты и растворится во времени и пространстве, где нет ни Громовых, ни Ляль.
- Девушка, держите! – перед моим лицом оказывается альбомный лист.
Но я его игнорирую, поднимаю взгляд, натыкаясь на мужчину лет сорока пяти. Он почти весь седой, но яркие синие глаза блестят молодостью и весельем.