—
Стой, где стоишь! — прорычал Брейр, поднимаясь со своего
места.
Он
чувствовал страх. Дикий, почти безудержный, побуждающий зверя
припасть на передние лапы и обнажить клыки перед броском. Усталость
после дороги, дурное настроение и гнев из-за ее проступка слились
воедино. Хотелось наказать, но прежде, чем это сделать, надо было
рассеять ту дурь, которой она запудрила мозги кузнецу.
Кайрон вывел ее на середину зала и отпустил,
тут же преградив дорогу, потому что она начала пятиться назад.
Девушка едва дышала. Брейр слышал, как под
своим капюшоном она отчаянно хватает ртом воздух, но не может
нормально вздохнуть. Ее страх был настолько осязаем, что казалось,
еще миг и к нему можно будет прикоснуться.
—
Что ж, Ника, поздравляю, — на его губах заиграла холодная улыбка, а
янтарь глаз начал затягиваться тьмой, — Сразила ты моего кузнеца,
своей неземной красотой. Пришел свататься.
Она судорожно охнула и бросила беспомощный
взгляд на Луку. Дурак! Какой же он дурак! Он же все
испортил…
Права была Наврва, когда говорила, что
мужчины не умеют воспринимать отказ и что добром это не закончится.
—
Что же ты молчишь? Скажи, что рада, что будешь самой лучшей женой
на свете.
Лука чувствовал, что что-то не так, но не мог
понять, что именно:
—
Кхассер, — настороженно произнес, подступая ближе, — так вы
одобрите мой выбор?
Проучить бы дурака, дать добро на этот брак,
и пусть всю жизнь с чудищем невменяемым живет. Но жалко. Да и не
виноват он, что на пути попалась такая хитрая змея.
—
Снимай плащ! — приказал он.
Вместо того чтобы послушаться, Доминика,
наоборот, судорожно вцепилась в полы.
От
досады Брейр щелкнул зубами и решительно направился к Нике,
намереваясь покончить с этим фарсом, но она увернулась и с
неожиданной прытью бросилась к дверям, разозлив еще сильнее. Он
догнал ее за долю секунды, схватил за локоть, вынуждая
остановиться:
—
Все, допрыгалась.
Как же она его ненавидела в этот
момент!
Кусая губы от отчаяния, Ника пыталась
вырваться, но крепкие пальцы настолько сильно сжимали ее руку, что
от боли наворачивались слезы на глаза. А он, казалось, даже не
замечал ее отчаянного сопротивления.
Грубое, бесчувственное животное! Зверь, не
знающий, что такое поддержка и сострадание.
—
Самая красивая, говоришь? — ухмыльнулся Брейр, оборачиваясь к
кузнецу, — сейчас посмотрим.