Самолеты завершили, что часом раньше
начала артиллерия. 22-я танковая дивизия РККА не смогла
развернуться на линии обороны. Вернее, не успела.
Где-то у реки били по врагу пушки
дежурных танковых частей, сражался мотострелковый полк дивизии,
стреляли редкие добравшиеся до реки «сорокопятки». Туда тянули
связь, разорванную бомбежкой противника, пробовали доставить
снаряды. Но это была агонией. Из девяти тысяч бойцов в строю
осталась едва половина, технику выбили еще в большей пропорции.
Когда гул самолетов стих, груды
битого кирпича покрылись людьми. Бойцы рвали на бинты чистые
исподние, перевязывали раненых, искали в развалинах выживших и
погибших. Принесли тела комиссара и военинженера, попробовавших под
огнем организовать выход техники. Медико-санитарный батальон грузил
раненых и отходил к лесу. Принявший командование майор собирал
экипажи для оставшихся танков. 44-й танковый полк спешил к Бугу.
Там шел бой...
Новый артобстрел внес волну сумятицы.
Никто не обратил внимания на выбравшихся из развалин очередных
оглохших и наглотавшихся пыли бойцов. Сами разберутся, не
маленькие
Артобстрел утих. Танковая колонна под
прикрытием оставшихся зениток начала выдвижение. Чадили выхлопом
высокие «бэтешки», крутили башнями Т-26, лязгал гусеницами
тяжеленный «КВ».
Крепко сбитый рыжеволосый сержант с
окровавленной головой и высокий жилистый младший лейтенант,
вылезшие из развалин казармы, не могли придти в себя. Вместо того,
чтоб искать своих или бежать к «оружейке», они нервно крутили
головами. Смотреть было на что. Горящее офицерское общежитие,
развалины казармы, длинные ряды из развороченных и разбитых
бомбами машин и танков, многие из которых горели. Эти двое не
разговаривали и, вообще, старались не смотреть друг на друга.
Лейтенант оторопело глядел на полыхающее здание общежития,
осматривал руку, покрытую спекшейся кровью и пылью, прислушивался к
канонаде. Сержанту хватило беглого смотра тел убитых
красноармейцев. Он покачал головой и ущипнул себя за руку, попав на
ушибленное место.
– Твою мать! – ругнулся, скривившись
от боли.
– Что, простите? – лейтенант навис
над сержантом.
Тот вытянулся:
– Разрешите обратиться, товарищ… – он
всмотрелся в одинокий эмалевый квадратик на черной петлице. –
Товарищ младший лейтенант. Вопрос можно?