–
Ну? Ты пришел за мной, малыш?
За
спиной пацана что-то закричали: видимо, приободряя. Да их тут целый
аул! Потанцуем? Ранее я собирался съездить «бойцу» по роже и
обезоружить, но присутствие помощников меняло дело. Пацан, наконец,
вытащил пистолет, и я нажал на спуск. Чернявый качнулся и упал
лицом вниз. Я вскинул «Макаров», целясь на звук голоса, но в
черноте двора разглядеть противника трудно. Огненный, пульсирующий
факел, вылетел из окна припаркованной в отдалении машины. Выстрелов
я не услышал. Когда в тебя попадают, их не слышно…
***
По пустынной улице катился одинокий
шарик перекати–поля. Докатился до салуна, ткнулся в крыльцо,
пролетел мимо лавок бакалейщика и шорника и притормозил у входа в
банк.
В пересохшем рту першило, потели
ладони. Стоять на порывистом сухом ветру было неприятно, песок
забирался в щелочки глаз, попадал в рот, прилипая к потной шее,
вызывал зуд. Нетерпимо хотелось почесаться.
Напротив покачивалась грузная фигура.
Грязное пончо не скрывало мощный торс, длинные руки походили на
конечности гориллы. Потертая шляпа с полями, нависающими ниже глаз,
довершала картину. От фигуры веяло силой, прямой и жесткой,
как удар топором по подставленной шее.
Он должен успеть первым!
– Ну? Ты пришел за мной, малыш?
«Never free, never me, so I dub
the unforgiven», – завыло в голове.
Ильяс рванул рукоятку кольта, но
стоявший напротив успел первым. Его револьвер будто сам собой
взлетел вверх, зрачок ствола выплюнул сноп искр.
В грудь ударило, стало нечем дышать.
Не успел!
– Unforgiven! –
по-прежнему ныло и ревело в ушах…
Ильяс рывком сел, встряхнул головой и
уставился на стену. Тишину съемной квартиры в Алтуфьево рвали
гитарные переливы шведо-американской группы.
– So I dub the
unforgiven! – рычал из динамиков мобильного рингтон с все
возрастающей громкостью.
Ильяс накрыл телефон ладонью, глянул
на часы. Два часа ночи. Кто?
«Дядя Аслан», – подсказал
экранчик.
– Здравствуй, дядя, – спросонья слова
приветствия вылетели на русском языке. Так было не принято,
некрасиво. Он тут же поправился. – Салам.
– Салам, Ильяс…
– Что случилось, дядя?
Голос собеседника дрогнул:
– Приезжай, Ильяс… Розу убили.
Похороны послезавтра.
Ильяс хотел спросить «Кто убил?», но
не успел. Собеседник положил трубку.
Розу Ильяс помнил. Нескладная,
черноволосая, высокая. На год младше Ильяса. Он учил ее стрелять… В
последний раз виделись на дне рождения бабушки. Сколько ей тогда
было? Шестнадцать? Значит теперь восемнадцать… «Было восемнадцать»,
– поправился он.