ФИЛИСТЕР (Один на двоих) - страница 3
Я продолжил обыск имущества своего реципиента. В вещмешке нашлись кое-какие документы. В основном письма и солдатская мелочевка, включая самодельную планку для чистки пуговиц и флакон с вонючим асидолом. Именно его использовали солдаты в далеком 1960 году для придания яркого блеска потускневшим латунным бляхам, а полковой оркестр попутно начищает им духовые инструменты, сделанные из того же материала.
Нашлись еще запасная пилотка (с воткнутой под лепесток иглой с суровой ниткой) шерстяные носки и какая-то шкатулка завернутая в оберточную бумагу. Были трико и спортивный костюм, хороший из тонкой шерсти. Тапочки спортивные. Маленькие шахматы, те в которых фигурки втыкаются в дырочки в клетках. Томик стихов. Как ни странно – Пастернак. Я пролистал, зазвенели строчки:
Приедается все,
Лишь тебе не дано примелькаться.
Дни проходят,
И годы проходят
И тысячи, тысячи лет.
В белой рьяности волн,
Прячась
B белую пряность акаций,
Может, ты-то их,
Море,
И сводишь, и сводишь на нет…
То что я умер сомнению не подлежало. Все к этому шло: почки, сердце и усугубление онкологией. Да я и не собирался больше семидесяти жить, а дотянул до 84, рекорд с моими ранами и болезнями. И это все, несмотря на платных врачей (лучших и в Израиле, и в Германии) отравило мне последние 14 лет. Я просыпался с болью и засыпал, наглотавшись сильнодействующих препаратов. И жил с болью. В позвоночнике, в коленях, локтях. Все суставы были точно свинцом налиты. Ревматоидный артрит. Практически неизлечимая болезнь. Эта боль провоцировала сильные судороги… Впрочем, до семидесяти я жил бодро и купался в разнообразии наслаждений богатого бездельника. А потом возникла опухоль и облучение с уколами совершенно расшатали организм.
Допотопный простор
Свирепеет от пены и сипнет.
Расторопный прибой
Сатанеет
От прорвы работ.
Все расходится врозь
И по-своему воет и гибнет,
И, свинея от тины,
По сваям по-своему бьет…
А почему у этой книги такая странная обложка, подумал я, читая про мятежного броненосца уже не глядя в текст. Я помнил эту поэму наизусть, как помнил множество стихов поэтов серебряного века. Как-то в КПЗ я для развлечения читал их, отмечая черточками количество. Набралось больше тысячи, а потом пришлось прервать счет – пришел адвокат и меня выпустили под залог. Дело было уже не в СССР, а в более цивилизованной России.