На первом этапе больше не было
ничего, кроме разве что подъездных путей и заборов. В дальнейшем
планировалось ещё около дюжины сооружений, включая учебный полигон
для охраны, баню и лазарет, который дед обзывал «медсанчасть».
На месте будущего моего (нашего) дома
пока был только котлован, а в нём – наполовину собранный подвальный
этаж. Ну, и разметка территории усадьбы, занимающей всю вторую
вершину холма. Место под домик для прислуги, под гостевой дом, под
хозяйственные постройки, под баню, под сад, под забор. Лазить по
замёрзшей грязи, припорошённой снегом, спрятавшим значительную
часть неровностей, было тем ещё удовольствием, так что долго мы тут
не бродили. На весь осмотр ушло чуть больше часа, после чего мы
поехали дальше. Лёгкий мороз уже на моём уровне овладения стихией
едва ощущался, что уж тут говорить о Машеньке, но всё равно в
тёплой кабине было приятнее. Вот, кстати, неудобство – верхнюю
одежду, если сесть в кабину в ней, девать некуда. Только если
открыть перегородку между кабиной и салоном (из последнего, для
чего пришлось вылезать из автомобиля и обходить его вокруг), то
вещи можно бросить на передний диван. Или аккуратно снимать одежду
в салоне, а потом перебегать в кабину. Надо что-то с этим придумать
– или не надо? Потом решу.
Привычный маршрут, привычная, уже
скорее даже ритуальная, остановка в Березино… К дому Мурлыкиных
подъехали, когда не было ещё пяти вечера, но на улице уже стемнело
– конец ноября же. Зашёл отдохнуть с дороги и слегка перекусить – с
неё же. Забавно, что Екатерина Сергеевна начала было суету насчёт
«погреться детям», пришлось напомнить, что в нашем транспорте мы не
замёрзли.
Ещё одно дело – поймать и
потискать-погладить Мявекулу. Вот тоже, комок шерсти, прошлой зимой
в кулаке помещалась, а поди ж ты – свой характер, свои
предпочтения… Машу она просто обожала, каждый вечер перед сном
обязательно приходила помурчать в ухо – вроде пожелать спокойно
ночи. Василису считала за сестру, причём, как мне кажется, за
младшую и туповатую, проскакивало порой что-то такое,
покровительственное. К Ириске относилась как к равной, как к ещё
одной кошке в стае, порой милостиво позволяя себя
почесать-погладить, порой пытаясь командовать при помощи удара
лапкой – например, пытаясь согнать с кресла. Главой прайда она, без
сомнения, считала мою будущую тёщу, испытывая перед ней почтение и
трепет, а также безграничное обожание. Мурлыкина при этом разве что
терпела, позволяя этому двуногому тоже бывать на её территории, раз
уж Главная Кошка не против. А вот отношение ко мне… С одной
стороны, позволяла мне больше, чем Ире и ни разу ещё не пыталась
«воспитывать», с другой – именно что позволяла. И это мелкой заразе
даже года ещё нет! Что же она начнёт вытворять, став взрослой? У,
пузо тёплое и лохматое, почесать его и пощекотать!