Господи, даже и не знаю как к нему обращаться… Да что там обращаться, не знаю, как ему в глаза-то смотреть! После того, что я подглядывала за ним! За почти святым схимником! Божьим человеком!
Падаю перед ним на колени. Понимаю, что это всё глупо, но на попятную идти поздно. Чувствую, как сбился платок на голове, судорожно поправляю его.
— Отец, батюшка, можно вас так называть? — смотрю ему прямо в глаза.
В глаза! Хотя понимаю, что в нескольких сантиметрах от меня, под его монашеской рясой, скрывается такое…
Ох, какие грешные мысли! Да меня на костёр только за это надо! Стыдно. Чувствую, как вся заливаюсь краской. Щёки пылают.
Схимник смотрит прямо перед собой, молится.
Да разве он посмотрит на женщину! Особенно такую, как я!
Стою перед ним на коленях, а он что-то шепчет хрипло.
— Что, батюшка, вы говорите? — смотрю ему с мольбой в глаза. Задвигаю свои мысли грешные подальше.
Хотя лезут они, как тараканы бесовские, разум мутят мне.
— Да, дочь моя. Называй меня, как тебе угодно. Господу нашему без разницы, — отвечает мне так равнодушно. Спокойно. Голос такой низкий, глубокий.
Всё внутри от его голоса у меня переворачивается…
— Батюшка, хочу вас попросить совета. Можно, ведь? — вспоминаю, зачем я вообще сюда пришла!
— Говори, — равнодушно так отвечает, смотрит куда-то в даль.
Мысли только о высоком. И зачем я вообще к нему полезла?! Надо было дождаться отца Дмитрия! Вот идиотка.
Тоже мне, «Пятьдесят оттенков» начиталась! Да за такое пост на тридцать дней, не меньше!
— Я много слышала про вас. Про вашу схиму, — словно оправдываюсь перед ним. Надо поскорее поговорить и уходить!
Не отвлекать такого чистого непорочного человека от мыслей о высоком.
А я тут всё мнусь, как тетёха какая-то неуместная. А я вообще-то педагог со стажем! Меня в лучшую школу страны приглашают!
— Так что ты хотела, дочь моя? Говори, — ну вот, вспомнила, зачем я вообще сюда припёрлась.
— Слышала я про вас, что вы чудеса веры и стойкости показываете, — выдавливаю из себя слабую улыбку.
Блин, а улыбаться можно? А ругаться нельзя, даже про себя! С таким человеком говорю ведь! От благ мирских отказался, а всё ради нас, грешных, чтобы грехи людские отмаливать.