— Какую, на фиг, ещё невесту?! — выливается у меня изо рта обратно чай.
— Ну а как же, остепениться тебе надо, батенька. Как-никак будущий губернатор. Слуга народа. Образец для подражания. А у нас какой сейчас курс у государства?! Правильно, — кивает он сам себе. — Укрепление семьи! И традиционных ценностей, — удовлетворённо заканчивает он свою речь.
И я чувствую, что окончательно попал. На шесть месяцев. Как небольшой срок.
И мой Мишаня не слезет с меня, пока я его не отмотаю полностью. С прилежанием и усердием.
Как и полагается будущему губернатору и послушнику. Или как там они у них называются…
Люба, за два месяца до этого
— Задворский, очень плохо, два, — устало возвращаю своему «любимому» ученику тетрадь, подхожу к его столу, и вижу, как он кладёт свою огромную ладонь сверху на мою руку с сочинением по литературе.
Сверлит меня своим нездоровым недетским взглядом.
Да куда уж там, детским, всё-таки восемнадцать годков уже стукнула как никак! Самый настоящий недоросль.
Крупный, здоровый. На своей машине в школу приезжает. Сам, за рулём.
Отец ему подарил.
Все девчонки от него в классе млеют. Точнее, не только от него, а от денежек его папаши.
— Любовь Ивановна, опять два? — с насмешкой изгибает свою верхнюю губу под ещё редкой порослью пробивающихся усов.
Тьфу!
— А может быть, вы со мной индивидуально позанимаетесь? Я хорошо заплачу, — не отпускает мою руку, вцепился в неё, гадёныш, поглаживает.
И хотя я придерживаюсь очень прогрессивных взглядов в воспитании и образовании детей, но когда я общаюсь с этим испорченным мажором, я очень жалею, что мне нельзя ему всыпать по пятое число.
Розгами.
А потом на горох. В угол. На колени.
— Отпусти мою руку, пожалуйста, — стараюсь как можно спокойнее произнести я. — Ты прекрасно знаешь, что я не даю частных уроков. Но могу порекомендовать хороших репетиторов и побольше читать. Русскую классическую литературу в том числе. Там как раз всё уже сказано и написано до нас.
— А я и читал, — ржёт, нагло смотрит мне в глаза, пока я наконец-то выдёргиваю свою ладонь из его потной руки. — «Анну Каренину»! Только она плохо кончила! — сверлит меня своим взглядом.
Цокает языком, в упор рассматривая мою пышную грудь под строгим коричневым платьем.
— А вы как кончаете, Любовь Ивановна? — продолжает издеваться этот великовозрастный испорченный мудень под смешки остального класса, и мне хочется заплакать и выбежать из комнаты.