Вздыхаю.
— Дальше.
— А вчера... ну, Тёмыч меня отшил вечером. И я ходила сегодня весь день не в себе, как убитая, а ему хоть бы хны, понимаешь?
Киваю.
— Я... блин... честно. — Тут вскакивает, подходя к окну. Всхлипнула. — Блин, мне так паршиво было.
О, эти любовные страдания в пятнадцать, поправочка — двадцать... один.
— И... ну... я не хотела... Я не знаю, правда.
Вслушиваясь во всхлипы.
— Я... Он мне как младший брат, понимаешь? Я не знаю, что на меня нашло... Он струсил тогда... Ну, когда тебя позвать хотел. Увидел ребят и забоялся, а я сказала ему выходить... и что он девчонка, если не выйдет. Он, короче, пошел... а я увидела и убежала к вам, а Гошан решил, что всё в силе. А потом всё вот так.
Не договаривает немного. "Гошан" явно знал, что делает, и первый крик мальчика его не остановил. На лицо сговор.
— Ты же всё понимала?
— Я не знаю, почему ничего не сделала... Я хотела... мне почему-то было приятно сначала... я хотела...
Её словами:
— Отомстить?
— Да.
— Идиотка.
Разревелась, глотая слова.
— Понимаешь, Темычу...
— Хотела сделать больно?
Кивнула.
— За счёт его сына?
Кивнула, всхлипнув.
— Дура?
— Полнейшая. Куда у тебя родители в детстве смотрели, Нина!?
— Ну, им похер всегда было... мне Артём сначала был как отец.
Меня аж передёрнуло. Не хочу больше в это лезть.
О, Рашевский! Да я спокойно жила без тебя и твоих дур все эти десять лет, оказывается.
Нина вдруг плетется ко мне, ложась рядом, боясь посмотреть в лицо. Поджимает ноги к груди...
Вот оно — то, что поняла раньше.
Она ещё подросток. Спать со взрослыми дядями по паспорту уже можно, а вот мозгов ещё нет.
Точнее — отцовского стержня не чувствуется, что оберегал бы от таких вещей. В том числе — от Артёма, мать его.
— Нин.
Всхлипнула.
Касаюсь шелковых волос, поглаживая тихонько.
— Поверь, если он всерьёз хочет уйти — он уйдет. И ты его никак не удержишь, милая. Ни стонами по ночам, ни угрозами — ничем, Нин. И вред ты сможешь причинить только себе.
Вот сейчас слезы искренне, даже самой сердце рвёт.
— Ну, почему... Так..
— Больно? Да, я знаю, Нинуль.
— Только не говори ему, прошу.
— Сами разбирайтесь. Совесть проснется — скажешь.
Продолжает всхлипывать едва слышно.
— Спасибо, ну, за всё... ты крутая, правда.
— Никиту больше не обижай.
Пропускаю мимо ушей слезливые заверения, поднимаясь с постели. Она хочет задержать, но не решается.