Девочка внезапно дернула Шерон за руку, заставляя наклониться к
ней, сказала громко:
— Не сюда! В этот проход! Ближе!
— Прости, но я доверюсь костям, а не тебе!
— Твои кубики из другой страны! Я знаю город лучше!
Возможно, это было так. Возможно, есть путь короче, но
игральные кости всегда вели ее самой правильной дорогой. И
она не собиралась отказываться от их помощи.
Своенравная Агсан вырвала руку и бегом юркнула в узкий темный
проулок.
— Рыба полосатая! — неожиданно для себя сказала Шерон,
чувствуя злость. — Тебя точно следует выпороть, как
советовала Лавиани! За ней!
Вой ветра, сдерживаемый высокими стенами проулка, стал глуше, а
песок, носящийся в воздухе, реже.
Лестницы, каждая по десять ступеней, заканчивающихся
маленькой площадкой, каскадом поднимались вверх, теряясь
среди нагромождения неуютных, грубых зданий.
Она догнала девочку, даже не запыхавшись, дернула за плечо:
— Что ты творишь, Шестеро тебя возьми?!
— Тут быстрее! — упрямо ответила
та. — Ирифи опасен! Мы должны торопиться.
— Быстрее не значит безопаснее, глупая! На коротких тропах
бывают чудовища! Ты видела мертвого?! Здесь кто-то есть!
Кто-то опасный! А ты бегаешь! Не стой столбом! Иди уже!
Старое засохшее абрикосовое дерево, погасшая кованая лампа
над чужими воротами, заброшенный колодец, накрытый сверху
грубыми досками. Почти пришли.
— Погоди! — сказала Шерон, провожая взглядом
пролетевшее мимо насекомое, совершенно неуместное в этом месте и в
это время.
Кузнечик?
Мрак шагнул на них из подворотни, закрыв дорогу. Он был
высоким, выше Кама, с которым когда-то ей пришлось
столкнуться. Изогнутая, горбатая нечеткая фигура, облаченная
в балахон, сотканный из пыли и праха. Ни глаз, ни лица.
Голова все время была в движении, текла, точно песок с
потревоженного склона бархана.
— Сулла! Это сулла! — закричала
девочка. — Беги, госпожа! Беги!
Она юркнула под рукой Шерон, пытавшейся удержать ее,
бросилась прочь и, прыгая через ступени, скрылась в буре
вместе с таким нужным сейчас мечом.
Указывающая слышала старые сказки Карифа о порождениях
Катаклизма, существах, живущих в самых гибельных уголках
пустыни. Про них много рассказывали. То, что они приходили в
худшие дни мира, опустошали целые деревни, пожирали караваны,
принимали облик погибших близких, выедали глаза поселялись в
колодцах, чтобы хватать тех, кто осмелится прийти за
водой.