Эрек огляделся, заметил, что женщина, чье платье намокло от
дождя и липло к телу, которое так его волновало, смотрит лишь на
дерево.
— Шаутты это та сторона, мой брат по
крови, — тихо произнесла она, снова взяв его за
руку. — Это тьма в самых опасных уголках ночи. Это ложь в
старых разбитых зеркалах. Это тени.
И тогда он увидел, что, несмотря на глубокие сумерки, у старой
липы есть густая, угольная тень, и тень эта движется, неспешно
раскачивается из стороны в сторону, хотя дерево остается
неподвижным.
Эрек шагнул вперед, выхватывая кинжал, выточенный из дубового
бруса, но Рукавичка не разжала пальцы и потянула его назад.
— Видеть не значит уметь убить. Ты еще не готов.
Тень-ветвь метнулась к ним, и юноша от неожиданности моргнул, а
затем с удивлением понял, что сумерки исчезли, вокруг день, через
открытые двери слышно, как мягко шелестит дождь, а он стоит в зале,
с пустым кубком в руках и смотрит на улыбающуюся Рукавичку.
— Вэйрэн озарил вас своей милостью, милорд.
— О чем ты? — недоуменно спросил он. — Как мы здесь
оказались? Как вернулись из парка?
— Мы? Из парка? — Рукавичка подошла к нему близко и положила
руку на плечо. — Мы не покидали зала, милорд. То был Вэйрэн в моем
обличье, и он показал тебе что-то. Я очень хочу узнать, что ты там
увидел.