Рея почувствовала легкое жжение на кончиках пальцев и тепло на
перевязанных руках. Действие лекарства заканчивалось, боль
усиливалась, и бинты снова пропитывались кровью. Она привалилась к
стене, стараясь выровнять дыхание, но ноги подкашивались, и Рея
почти осела на пол, если бы не суровый голос, доносившийся из
класса артефакторики. И его тон, пробиравший до костей, подсказывал
девушке, что опоздание на урок может привести к более серьезным
увечьям, чем раны на руках от колдовства. Нужно было
торопиться.
Преподаватель артефакторики и маг огня Роланд Ротмант всегда
вызывал у учеников весьма однозначные чувства страха и ужаса с
примесями волнительного трепета у недалеких девиц. Бывший адепт
темной магии, лучший друг директора Фабиана и верный последователь
короля, каким Уильям выставил его на суде в ответ на обвинения в
предательстве, оказывался одной из обсуждаемых тем среди учеников
ровно до тех пор, пока не появлялся в поле видимости у сплетников.
Молодой, амбициозный мужчина – явно с присутствием интеллекта, раз
занял пост командующего гвардией короля в двадцать один год, а в
двадцать четыре после снятия обвинений снизошел до обучения
пустоголовых детей в только открытой школе магии – в начале
преподавательского пути казался ученицам весьма интересной
кандидатурой для объекта воздыхания. Ровно до первого едкого
замечания в адрес одной из студенток, которая от нанесенного ей
ущерба по гордости долго перемывала ему косточки, не скупясь на
эпитеты и настраивая верных подруг против этого несносного
человека.
В отношении заместителя директора Присциллы Голд студенты
трепались не меньше, ведь ее требовательность к трансмутации не
уступала даже Ротманту к артефактам. Рея считала подобные выпады в
отношении преподавателей недопустимыми из-за банального уважения,
что среди ее друзей не поощрялось. К началу последнего девятого
курса она научилась не реагировать на мнение окружающих и смирилась
с одиночеством, которое в редких случаях нарушалось шумной
компанией однокурсников, охотно зазывавших ее в деревеньку Примвис.
Ей хватало того, что на уроках и Ротмант, и леди Голд выкладывались
на полную, чтобы вбить материал в горячие головы, а остальное она
пыталась отмести прочь. Рея гасила распространявшийся по всему телу
страх от хмурого взгляда угольных глаз преподавателя артефакторики,
когда в ее адрес лилась критика не меньше, чем на остальных, но она
отчаянно убеждала себя, что если отбросить замечания и вникнуть в
суть сказанных Ротмантом слов, то он производил впечатление
человека, чрезвычайно увлеченного своим делом. Она топила чувства
злости и опустошенности к нему, когда вспоминала, кем он являлся на
самом деле и какие поступки совершал на службе у короля ради
победы. Рея до сих пор горевала по матери, умершей из-за строя,
установленного после войны и приведшего к упадку всех сфер
общества, в том числе медицине. Ее не смогли спасти из-за
элементарного отсутствия лекарств и персонала, разбирающегося в
болезнях, и Рея, будучи на тот момент еще ребенком, с ужасом
наблюдала, как мать умирала в муках и страданиях без возможности
облегчить боль. Она испустила дух в полном смятении рассудка, не
узнавая дочь и мужа, и, казалось, даже себя.