Третий день командировки подходил к концу. Утром свежий и бодрый он появлялся в офисе, вечером – уставший от выпитого пива и подсчитанных кружочков-подставок, он плюхался в такси. Но каждый раз накатывало странное чувство тоски, не утопая в алкоголе, оно преследовало до утра, пока его мозг не проваливался в короткий сон под трели непуганых соловьев.
Ожидая головную боль, он не встречал ее на рассвете, наоборот, свежесть мыслей и бодрость сил. Непонятная метаморфоза.
Обычно его командировочные вечера заканчивались с хорошенькой немкой, которая определенно хотела выучить пару слов по-русски. Но в этот раз – ему хотелось одиночества как никогда.
«Старею, что ли» – подумал он, усмехнувшись своим мыслям. Сорок шесть – вполне нормальный возраст. Он поигрывал в теннис, подолгу плавал, любил пешие прогулки на расстояния, в общем, подолгу мог делать всё, как всегда.
Дождь, пропадая на несколько часов, возвращался вновь. Последний вечер. Мягкий свет фонарей куда-то манил. Захотелось прокатиться далеко-далеко. Взяв на прокат обычный транспорт для следящих за своим здоровьем немцев, он с удовольствием крутил педали. Представилась симпатичная расстроенная мордашка официантки, которая привыкла к нему за три вечера, он по ее движениям и взглядам уже знал, что в следующий его визит они уйдут вместе, но именно сегодня душа требовала простора.
В начале мая Потсдам уже погружен в зеленое великолепие. Сочные листья, цветущая сирень, цветы, названия которых он не запоминал, зная только общепринятые для букетов.
В голове радостно вспомнилась песенка кота Леопольда – «Пусть, пусть дорога вдаль бежит, Грусть пусть на сердце не лежит, Мне все на свете по плечу, И с песней этой качу по свету, Качу, качу куда хочу…»
Внезапно, проворонив выбившийся булыжник из мостовой, он соскочил с велосипедной дорожки, ударившись о бордюр. Колесо развернуло в сторону и, не снижая скорости, он свалился на проезжую часть…
Ни машин, ни людей. Чертыхаясь и постанывая от разбитого колена и рук, он дотащил себя и велосипед до близко стоящей остановки.
Удивило наличие сухого места на мокрой лавочке, будто кто-то только что сидел на ней и в миг испарился. Он осторожно присел, щурясь от боли.
«Покатался, герой… Лучше бы с Хильдой развлекался. Кстати, с немецкого ее имя переводиться, как „сражённая“. Сраженная наповал моим обаянием», – он чуть слышно рассмеялся своим мыслям.