.
Очнулся я оттого, что мамка облизывала меня, как в детстве. Я приподнял веки и увидел лизнувшую меня в нос Чуму, рядом кругами бегал Гек. Старые знакомые по площадке для выгула… Остатки воспитанности придали мне сил, и я пошевелил хвостом в знак приветствия. Чума негромко тявкнула, Гек убежал. Её присутствие меня успокоило, и я опять провалился в забытьё. Чьи-то ладони поднесли к моему носу воду, отчего я пришёл в себя, открыл пасть, и капли попали в неё. По запаху я узнал хозяйку доберманов Чумы и Гека Наташу. «Вставай, вставай сейчас же. Ты собака мясников, ты ротвейлер, ты сильный. В тебе ещё много силы… – одной рукой она держала мой поводок, а другой гладила меня по голове и строго, жёстко, но в то же время ласково говорила: – Встать! Пойдём домой!» Я с трудом поднялся. Со стороны это было жалкое зрелище – худой, шерсть в кровавых ошмётках, дрожащие хромающие лапы, на морде застывшая кровь из разбитого носа, потухший взгляд.
В первые дни я боялся выходить из дома, на меня накатывал ужас, когда Наташа брала поводки. Она защёлкивала один на Геке, второй – на Чуме и с моим поводком подходила ко мне: «Мы идём гулять. Тебе надо проветриться, а потом мы вернёмся. Я тебя не брошу!» В такие моменты я плохо понимал, что хотела внушить мне Наташа, но её уверенный голос успокаивал. Она не боялась меня, она знала, что меня не нужно бояться. Если соблюдать некоторые правила (не таскать меня за хвост, не открывать пасть, чтобы посмотреть, какое у меня чёрное нёбо, не отбирать еду) – это я так думал. Как оказалось, у Наташи были свои правила поведения для собак. Нельзя было: метить территорию в доме; на прогулке хватать с земли то, что покажется вкусным («Фу, Граф, это гадость, фу!»); встав на задние лапы, передними обнимать хозяйку. Я научился беспрекословно раскрывать пасть, если Наташа решала осмотреть мои зубы или отобрать мою добычу. Но главное правило – нельзя было, будучи спущенным с поводка и бегая по площадке, упускать Наташу из виду. Кстати, Чуму и Гека наказали в тот день, когда они нашли меня.
У Наташи мне понравилось. Воды и пищи было вдоволь, я отъелся. Конечно, не обошлось и без конфуза: на второй день моего пребывания там нос уловил запах похлёбки. С затуманенной от перенесённых жажды и голода головой, на ещё не совсем окрепших лапах я добрался до источника аромата – на полу у стены стояла кастрюля с дымящимся варевом, наполовину прикрытая крышкой. Сбросить её носом и приступить к трапезе было секундным делом. Я не сразу обратил внимание на то, что похлёбка горячая. Краем глаза я видел Гека, сидевшего рядом и равнодушно смотревшего на меня, но не хотел делиться ни с кем, даже с ним и с Чумой.