— А почему они у вас связаны? — поинтересовался я, прежде чем развязывать.
— Давняя история, — ответила старуха. — Развязывай, давай!
— Пока не услышу, не развяжу! — пригрозил я.
— Ну ладно, слушай, коли ушей не жалко, — вздохнула бабка, присаживаясь на ближайший пень. — Расскажу… Было это в конце позапрошлого века.
— В конце девятнадцатого? — уточнил я, присаживаясь рядом, на поваленное дерево.
— Того самого, — подтвердила старуха. — Только не перебивай. У меня память то не шибко бойкая.
— Хорошо, не буду, — пообещал я.
— Значит, в конце девятнадцатого века… Было мне тогда чуть больше двадцати, и была я первая красавица на деревне, — тут старушка, впадая в воспоминания, мечтательно закатила глаза и ещё раз печально вздохнула. — Все парни по мне сохли, ходили день и ночь горем убитые, потому что не могла я всем ответить взаимностью. Честь берегла. Одного только Севу любила и только с ним одним целовалась. Ах…
И она снова закатила глаза.
— А что дальше? — вернул я её в реальность.
— Вот, нетерпеливая молодёжь! — проворчала старуха. — Никакого уважения к старшим!.. Красавицей то я была первой, но девиц в нашей деревне окромя меня было немало. И одна из них колдовать умела. Потомственная ведьма! Приревновала она ко мне своего суженого. Превратила меня в животное какое-то и обрекла на муки вечные! С тех пор и мучаюсь. По лесу днём брожу, кору с деревьев обдираю, воду из водоёма пью. А ночью, когда луна по небу гуляет, в человека превращаюсь.
— А руки то почему связаны? — вернулся я к первому вопросу.
— Руки мне ведьма та связала, когда колдовала надо мной… Так ты говоришь, рога у меня?
— Рога, — кивнул я. — Оленьи.
— Вот, значит, почему люди от меня шарахались, когда я прежними ночами в деревню пыталась вернуться… Но последние пятьдесят лет уже и не пытаюсь. Давно поняла, не осталось никого от прошлой жизни. И Сева мой давно помер, и на ведьму ту всё зло перегорело. Время всё стирает.
Представил я всё это… И так жалко мне бабушку стало, что слеза накатилась!
— Ну что, развяжешь? — спросила она тем временем, связанные руки мне протягивая.
— Развяжу! — уверенно сказал я, приподнимаясь с насиженного места. — И простите меня, пожалуйста, что бабушкой вас назвал. Не знал я вашей судьбы.