Сейчас меня уже редко кто навещает. Первое время приходили с работы, два раза приезжала мать, однако последние две недели – никого. Не знаю, что случилось, может, дело во мне, в моем виде или настроении, но никто кроме персонала больницы не желает меня видеть. Признаться, я рад, что никого не вижу. Да и о чем мне с ними говорить? Я не хочу притворяться, будто мне интересно, что происходит в офисе или как дела у моих родителей и сестры. Я уже умер духовно, если хотите. Осталось только умереть физически.
***
Я родился в городе Н. в небогатой семье. Мать всю жизнь работала учителем в школе, отец же не имел постоянной работы. Он был то водителем, то охранником, то разнорабочим. У меня еще была старшая сестра, однако ее рано выдали замуж, так что я даже не помню, как мы росли вместе. Я жил с родителями до двадцати пяти лет, затем, с помощью товарища, переехал в Москву.
Жизнь дома не была чересчур счастливой, да и особенно несчастной ее назвать нельзя. Мы были обычной семьей, одной из многих ничем не примечательных семей. Родители мало уделяли мне внимания, меня воспитывали старшие друзья. От них я научился ругаться матом, с ними попробовал курить и пить алкоголь. Они были моими наставниками и авторитетами, я бездумно перенимал их мысли и стремления. Родители были заняты работой. Я сейчас удивляюсь, зачем было вообще рожать ребенка, если времени на воспитание совсем нет. Денег в семье постоянно не хватало, покупали только все первой необходимости. Одежду мне брали всегда на вырост, учебники и тетради доставались от сестры. Но я никогда не чувствовал нужды, планка потребностей была установлена так низко, что мне достаточно было самого необходимого.
Отдельных воспоминаний о детстве у меня практически нет. Детство для меня слито в одну картину, в которой сложно что-то разобрать. Самое раннее, что я помню это похороны моей прабабушки. Я не знаю, почему мое первое детское воспоминание связано со смертью (судьба?).
Прабабушка жила в нашем городе, однако хоронили ее в деревне, в которой прошла ее молодость. Ее привезли на автобусе в деревню и выставили гроб на улицу, где собралось много народу. Одна старушка (видимо ее знакомая) подошла к гробу, склонила голову и в голос причитала: «Нюрка ты на кого нас покинула?». Она как бы винила прабабушку за смерть, как будто та могла и не умереть, если бы захотела.