– Приветствуй меня, как подобает, или пеняй на себя! –
пророкотал глава рода, которому, почему-то было важно добиться от
сына не просто послушания, а раболепного подчинения…
– Ризант нор Адамастро первый приветствует тебя, мой экселенс, –
упрямо повторил я, изобразив точно такой же полупоклон, как и
минутой ранее.
И с Одиона внезапно слетела вся напускная враждебность. Складки
на его переносице разгладились, а взгляд сделался спокойным и
изучающим.
– Не верю своим глазам. Неужели мой первенец к двадцатой весне
отыскал собственную гордость? – изрек маг, стряхивая с голой руки
огонь и опускаясь обратно в кресло.
– Скажем так, вчерашняя попойка мне на многое открыла глаза,
отец, – неумело подыграл я местной вычурной манере изъясняться.
– Хочешь меня уверить, что ты свернул с пути саморазрушения? –
не скрывая скепсиса хмыкнул мужчина. – Свежо предание, да верится с
трудом…
Я безразлично пожал плечами, показывая, что не ставлю перед
собой цели убеждать собеседника в чем-либо. И это, кажется, в
очередной раз искренне удивило главу дома.
– Такие слова требуется доказывать поступками, а не пустым
сотрясанием воздуха, сын, – продолжил давить старший Адамастро. – Я
уже неоднократно становился жертвой твоих обещаний. И вчера, когда
тебя бесчувственного снова принесли к порогу, моё терпение
иссякло.
– К чему ты меня подталкиваешь, экселенс? – замер я в тревожном
ожидании.
– Тебе предстоит обелить своё имя, Ризант, – не стал Одион долго
кружить вокруг да около. – И способ я вижу только один. Это служба
на благо Патриархии!
Магистр вперился в меня тяжелым взглядом, который буквально
говорил мне: «Ну, и что ты на это скажешь?» И я лихорадочно копался
в ворохе воспоминаний молодого аристократа, по крупицам собирая
информацию для ответа. Так-так-так, Южная Патриархия – это у нас
местное государство. Одна из многих разрозненных держав, населенных
людьми. Эм-м… откуда в моей голове взялся такой акцент именно на
людях? Кем же еще ей быть… Ай, тьфу, потом разберусь! Не
отвлекаться!
Шестеренки в черепушке скрипели так натужно, что в какой-то миг
даже Одион Адамастро не выдержал и принялся нервно постукивать
пальцами по лакированной столешнице. А я, наконец, пришел к
определенному выводу. Правда, совсем неутешительному.
– Ты хочешь отправить меня на войну, отец? – подбавил я горечи в
свой тон, рассчитывая этим пронять собеседника.