Может быть, именно такое послание Гамаш передавал им сейчас, однако Жан Ги Бовуар понимал, что на самом деле это не так. И Гамаш, скорее всего, тоже понимал это.
Повернуться спиной ко злу – в этом жесте было что-то символическое. Но ничего более.
Серж Ледюк приветствовал бывшего суперинтенданта полиции, не выказывая каких-либо признаков неодобрения тому, что сделал Бребёф.
А Бребёф? Он прекрасно знал, что сделал Ледюк и что еще способен сделать.
Он приветствовал Герцога, как король в изгнании приветствует верноподданного.
– Вас это, возможно, не волнует, patron, – сказал Жан Ги, – но как насчет них?
Гамаш повернулся в кресле и взглянул на кучку кадетов, стоявших за спиной у двух преподавателей в ожидании, когда им уделят капельку внимания.
Коммандер Гамаш снова повернулся к Бовуару:
– Я не говорил, что меня это не волнует. Очень даже волнует. Именно потому я здесь.
В его голосе, хотя и спокойном, слышалось неудовольствие, даже неодобрение, и Бовуар не мог не почувствовать это.
– Désolé[31], конечно, вас это тревожит. Но разве мы не должны что-нибудь предпринять?
– Мы и предпринимаем, Жан Ги.
Гамаш сосредоточился на кадетах, которые окружили его, мадам Гамаш и Жана Ги у камина. И постарался не показывать своего беспокойства.
Мишеля Бребёфа не приглашали на прием. Его даже не ждали в академии до завтрашнего дня.
И тем не менее он оказался здесь. Словно принесенный метелью. И сразу попал в руки Сержа Ледюка. Чему тут удивляться? Разве что подосадовать можно.
И еще кое-что.
У Гамаша имелись причины способствовать встрече Ледюка и Бребёфа, но он полагал, что в известной степени контролирует их. Теперь же он понял, что его контроль гораздо слабее, чем он рассчитывал.
Повернувшись к ярко горящему камину, Гамаш почувствовал, как волосы у него на загривке встали дыбом.
Большинство преподавателей и студентов ушли, и Амелия тоже направлялась к двери, когда заметила на приставном столике сложенную упаковочную бумагу, на которой лежала картинка в рамке. Амелия взяла ее в руки.
– Что вы об этом думаете? – спросил коммандер Гамаш; девушка вздрогнула и сделала движение, чтобы положить картинку на место, но было слишком поздно.
Он ее поймал.
Она пожала плечами.
– Ну же, соображайте, – велел он, протягивая руку.
Амелия отдала ему рисунок.
– Это карта, – сказала она. – Какого-то места в Квебеке. – Она показала на снеговика с клюшкой. – Но при чем тут пирамида?