Вам не кажется, что служить
человеку, которого не уважаешь, быть орудием его расправ -- это не
то, что отличает благородного человека?
Вы скажете: "Но ведь намерения у
него благородные"?
Как сказать... Для Бюсси хорошо то,
что хорошо для него и тех, кого он считает своими. Плохо то, что
плохо для него и его круга. Временами, он может даже переживать,
что ему все время приходится лгать, но потом продолжает идти по
этой же дорожке.
А уж как от него достается тем, кто
не входит в его круг. Даже в собственных мыслях он смотрит на них
из поднебесной выси. "Если бы келюсы и можироны умели любить..." --
размышляет он.
Впрочем, столь же самовлюбленным
Бюсси бывает и размышляя о тех, кого любит:
Бюсси был словно одурманен своим горем; он видел, что
Диана принята при дворе как графиня де Монсоро, возведена королевой
Луизой в ранг придворной дамы; он видел, что тысячи любопытных глаз
пожирают эту красоту, не имеющую себе равных, красоту, которую он,
можно сказать, открыл, извлек из могилы, где она была погребена. В
течение всего вечера он не отрывал горящего взора от молодой
женщины, но она ни разу не подняла на него своих опущенных глаз, и,
среди праздничного блеска, Бюсси, несправедливый, как
всякий по-настоящему влюбленный мужчина, Бюсси, который
предал забвению прошлое и сам истребил в своей душе все призраки
счастья, порожденные в ней прошлым, Бюсси не подумал, как
должна страдать Диана от того, что ей нельзя поднять глаза
и увидеть среди всех этих равнодушных или глупо любопытных лиц
лицо, затуманенное милой ее сердцу печалью.
Здесь все перевернуто с ног на
голову, а уж если посмотреть рассуждения этого благородного
человека, становится совсем грустно:
Да, -- сказал себе Бюсси, видя, что ему не дождаться от
Дианы взгляда, -- женщины ловки и бесстрашны только тогда, когда им
надо обмануть опекуна, мужа или мать, но они становятся неумелыми и
трусливыми, когда требуется заплатить простой долг признательности;
они так боятся, чтобы их не сочли влюбленными, так высоко
расценивают свою малейшую милость, что, желая привести в отчаяние
того, кто их домогается, способны без всякой жалости разбить ему
сердце, если им придет в голову такая фантазия. Диана могла мне
откровенно сказать: «Благодарю за все, что вы для меня сделали,
господин де Бюсси, но я вас не люблю!» Я бы или умер на месте, или
излечился. Но нет! Она предпочитает, чтобы я любил ее понапрасну.
Однако этому не бывать, потому что я ее больше не люблю. Я презираю
ее.