«Как у нашего кота
судьба очень не проста.
И не знает серый кот,
куда это приведёт…»
Сбросил кнопкой программу, дождался, пока он покинет помещение,
закрыл дверь, пошёл спать.
— Ты не обижайся на кота, — сказала мне приснившаяся дочь.
— За что?
— За симуляцию катера. Он почти двадцать лет взаимодействовал с
миром через радиомодуль в пузе игрушки, а тут такой шанс! У котов
тоже есть амбиции, знаешь ли.
— Знаю. Мне даже кажется, что ничего, кроме амбиций, у них
нет.
— Отчасти это верно, — вздохнула Катя. — Когда ты набитый чипами
ящик в носовом обтекателе, выбор карьеры у тебя небогатый.
— Ты его так оправдываешь?
— Он не нуждается в оправдании. Просто объясняю. Он
попросил.
— Вы и правда общаетесь?
— А что нам ещё делать, пока тебя нет? Я хоть могу прогуляться в
твоей голове, а он кабелем к катеру привязан. Но к тебе он привязан
тоже.
— Другим кабелем?
— Нет, просто привязан. Как друг. Столько лет перебранок в
кокпите даром не проходят.
— Запереть меня в симуляции — не очень дружественный жест.
— Запер-то не он.
— А кто?
— Да чёрт его знает. Думаю, все ответы ещё впереди. А ещё думаю,
что они нам не понравятся. Ладно, спи давай. Сны сами себя не
посмотрят.
И я уснул.
— Пап, тут гравитация больше, что ли?
— Нет, Кать, наши гравитаторы настроены на один жэ, так что
такая же. Это просто ощущение, пройдёт.
В этом сне дочери лет тринадцать, она неровно пострижена
собственной решительной рукой, одета «по-планетянски» (так, как
одеваются планетяне в видеодрамах для космиков) и выглядит
несколько странно. Но для планетян все космики выглядят странно, да
и наоборот тоже.
Мы идём через огромный холл вокзала орбитального лифта к выходу.
Мы на Земле.
— Тут ужасно пахнет, — жалуется дочь.
— Много людей, — отвечаю я.
— Зачем им такое огромное здание? — она тычет пальцем в потолок,
до которого метров двадцать. — Они ж такого же роста, как мы! Никто
из них не подпрыгнет так высоко. И как они его чистят от пыли?
— Тут так принято. Голова не кружится?
— Кружится. Слишком много пространства над головой.
— Когда выйдем наружу, не смотри сразу вверх.
— Почему?
— Поверь, не стоит.
Когда её, наконец, перестаёт тошнить, мы отходим от урны к
заботливо поставленным тут скамеечкам. Реакция космика, впервые
оказавшегося под открытым небом, очень предсказуема: «Ваш
вестибулярный аппарат прощается с вами, а ваш желудок — с вашим
завтраком».