Большой платок в черно-белую клеточку тут же покраснел. Денис трясущимися руками собирал снасти, уговаривая папу не ждать, а бежать к людям. Но тот не соглашался:
— Что я, маленький? Как будто в первый раз нож соскальзывает.
Денис закусил губу: так — в первый раз. И сейчас было очень, очень страшно.
— Пошли, — он покидал рыбу в пакет и заторопился к дому.
Баба Матрена охнула, увидев капающую с платка кровь. Развязала узел и ахнула еще раз. Папа попросил бинт и велел Денису вызвать такси:
— В травмпункт надо. Похоже, придется зашивать.
— И ничего не придется, — баба Матрена усадила раненого на стул, принесла миску с теплой водой и большой бутылек. Денис рассмотрел надпись: «Перекись водорода 3%».
— Руку давай!
Бело-розовая пена покрыла запястье, но её тут же смыла кровь, закапавшая в подставленную плошку.
— Говорю же, в травмпункт надо!
— Истечешь, пока до своего травмпункта доедешь! Сиди, кому сказала!
И, схватив раненого за руку, наклонилась низко-низко. Денису показалось, что он видит два рта: один — бледный, окруженный морщинами, и второй — на запястье. Рана словно смеялась, тянулась навстречу бабе Матрене, и чудилось, что из пореза вот-вот высунется язык, длинный и жадный. Денис даже зажмурился, чтобы не видеть. Но стоило «лишиться» зрения, как обострился слух. Похожий на шуршание бумаги шепот ввинтился в уши, он шел отовсюду, нарастал и вскоре заглушил остальные звуки. Чтобы избавиться от него, Денис распахнул глаза. Шум стих, остались лишь тихие слова:
— Уймись, руда непослушная. Уймись, запрись, в жилы вернись! Закрываю тебя на семью семь замков железных…
Баба Матрена шептала, и струйка крови истончалась, пока не превратилась в редкие капли. А потом исчезли и они. Плеснув на рану водой, старуха крепко перевязала запястье:
— До завтра руку не напрягай. Погоди-кось!
Она скрылась в доме, двигаясь слишком быстро для своего возраста, и через минуту вернулась с маленькой баночкой.
— Вот, мажь утром и вечером, тогда никакой дохтур не нужен будет! А теперь ступай в дом, поесть тебе надо. А ты, — повернулась к Денису, — возьми ножик и почисти рыбу, мне не до неё нынче. Завтра уху сварю.
Ослушаться Денис не посмел. Следующие два часа он воевал с уловом. Чешуя летела во все стороны, липла к рукам и лицу, но гордость не позволила уступить. Когда он принес бабе Матрене выпотрошенную и вычищенную рыбу, старуха довольно покивала, оценив работу: