«Ольга Хшанская, до чего же ты мелка
и глупа, — подумал я. – Не знаю, кому ты служишь, чья рука
направляла твою бессмысленную месть, но я не стану искать с тобой
встречи. Не буду лишь по одной простой причине – ты сама того не
ведая, сыграла в моей судьбе пусть и роковую, но решающую роль. Ты
лишила меня дороги назад. Желания исчезнуть и затеряться. И пусть
будет навечно проклята даже сама эта мысль, но забрав у меня Агату,
ты вверила мне что-то иное. Это ещё нельзя назвать ни целью, ни
смыслом. Но я хочу разобраться. Чувствую, что должен. А долг для
офицера, пускай и мёртвого, это не пустой звук. Когда-то я клялся
служить своему отечеству. Теперь… Не послужить ли чему-то
большему?».
Я снова был один в темноте и вновь
глядел в бесконечную синеву ночного неба, наблюдая за тем, как
далёкие звёзды вспыхивают и угасают. На душе разливалось леденящее
спокойствие, нарушаемое лишь редкими сполохами работающей мысли.
Перед тем, как отойти ко сну Маркус поведал мне ещё одну тайну.
Думаю, он тогда ещё боялся меня оттолкнуть, но попросту не мог
терпеть и желал поделиться чем-то сокровенным, во что верил. Рыцарь
оставил меня один на один с ребусом, который, как ему самому
казалось, он уже разгадал.
— Я зачитаю тебе небольшое
литературное произведение, — сказал он, прежде, чем ушёл в карету.
— На его счёт имеются разные мнения, кто-то говорит, что это не
более чем баллада, иные считают пророчеством.
— Какая версия ближе тебе? – спросил
я.
— Последняя, — серьёзно ответил он. –
Надеюсь, ты понимаешь, что праздно развлекать тебя поэзией, не
входит в мои планы.
Я кивнул.
— Текст очень старый. Писался и
дополнялся в разные времена и разными людьми. Внемли и постарайся
запомнить хотя бы суть.
Слова, сказанные рыцарем, огненными
буквами запали мне в память, впечатались в подсознание. Я снова и
снова возвращался к тексту, обдумывая и смакуя каждое слово.
Капли воды собираются в
море,
Пролитые скорбным
дождём.
Ветер взметнёт пыль знамён, суля
горе.
Они снова сойдутся
втроём.
Мне вдруг представился ветхий
иссохшийся старец, откладывающий перо и засыпающий. На его место
тотчас явился другой, чуть моложе, но тоже древний, словно ему было
не менее ста лет. Подхватив выпавшее из прежней, уже исчезнувшей
руки перо, словно упавшее знамя, он принялся писать дальше: